Внимание!
URL
четверг, 18 апреля 2013
16:50
I See A Darkness [Part 3]
Название: I See A Darkness
Автор:
Sofya_Parker
Фэндом: My Chemical Romance
Пэйринг: Frank | Gerard
Жанр: Слэш, Философия
Рейтинг: R/NC-17
Размер: Мини
Бэта: —
Дисклаймер: Блеф
Примечание: POV Frank
Саммари: Джерард Уэй не такой как большинство людей. У него есть отличительная черта, из-за которой он обречен на одиночество.
Part 3
________________________________________________________
Явление 3.
* * *
Одна из первых вещей, которые я заметил, когда очнулся, были донельзя белые стены больничной палаты, но меня это ни сколько огорчало. Я наоборот обрадовался, что меня уже успели перевести из реанимационной; я бы не выдержал, очнись я в той комнате. Хоть мне ничего не довелось вспомнить из-за наркоза, тогда это было последнее место, где я хотел бы находиться – я мог банально начать беспокоиться. Я огляделся и увидел еще две кушетки помимо моей, но обе пустовали и, кажется, не ожидали новых пациентов. Боясь пошевелиться, я покосился на тумбочку, которая, как и следовало во всех палатах, стояла неподалеку. Она так же была пуста: на ней не было ни свежих цветов, ни фруктов, ни открытки с пожеланиями о скорейшем выздоровлении – она была девственно чистой; такой, какой ее оставила уборщица, когда последний раз протирала пыль. На самом деле этого следовало ожидать – мое одиночество. Я сам провинился, когда не позвонил родителям и не известил их об операции, но, не смотря на это, в голове все равно теплилась надежда, что они придут – они всегда каким-то образом угадывали, когда моя задница была не в порядке.
Я проделал попытку пошевелить рукой, которую, казалось, совсем не чувствовал – такое порой бывает, когда приходится долго лежать в неподвижности. По длине всей руки прошлась дрожь, пробуждая мышцы ото сна, и движение, которое я рассчитывал сделать плавным, получилось резким и дерганым. Я недовольно поджал губы, раздосадованный собственным непослушным телом и вновь попытался пошевелить конечностью, сжав пальцы в кулак – но я тут же был прерван тихим щелчком ключа в замке. Дверь раскрылась и под цоканье каблуков в палату вошла медсестра. Заметив, что я был уже в сознании, она сдержано улыбнулась.
— Ничего не болит? – скупо поинтересовалась она, подошла ко мне и задрала одеяло, чтобы обследовать шов на животе.
— М, нет, – еле выговорил я: мой язык плохо слушался меня, а во рту все пересохло, – только я почти не чувствую свое тело. Это нормально?
— Да, это пройдет. Здесь больно? – она еле ощутимо коснулась моего живота.
— Нет.
— А здесь?
— Тоже нет, – я отрицательно мотнул головой уже порядком раздраженный этими детскими вопросами. Похоже, женщина догадалась об этом, потому что мгновенно убрала руки от моего живота и вынула из кармана своего больничного халата блокнот, чтобы сделать несколько пометок:
— Что ж, мистер Айеро. Операция прошла успешно, и завтра вы сможете вернуться домой. Рекомендуем вам не питаться жирными, острыми и кислыми продуктами в течение нескольких недель. На этом все.
— Ко мне не было посетителей?
— Нет, никто не приходил, – отчеканила она, бросив взгляд на пустующую тумбочку, зная по какому месту «стрелять», и мне стало стыдно, хотя, по сути, мне нечего было стыдиться – не по своей вине я так сделал. Проникнувшись моим безнадежным положением, медсестра поспешно спрятала свои записи обратно в складки халата и вновь вытащила что-то на свет – это был мой мобильник, который я доверил доктору перед операцией. Она понимающе кивнула в ответ на мой благодарный взгляд и добавила, прежде чем уйти: – Всего хорошего.
Она ушла, и я остался в тишине белоснежной палаты, прерываемой только еле различимыми звуками движущихся машин снаружи и больничным шумом за дверью. Я был один, погруженный в пучину собственного безделья; не смотря на то, что комнату пронизывали солнечные лучи, вокруг меня сгущалась темнота. Тоска давила на меня, застилая взор, и я в прямом смысле слова чувствовал ее крепкие пальцы, сжимающие мои виски. Я очень сильно пожалел, что не додумался взять с собой какую-нибудь книгу или лэптоп, с ними было бы гораздо легче справиться с тем наваждением. С кряхтеньем я попытался принять более удобную позу, лишь бы не продолжать смотреть на бесконечно белый цвет потолка. На ватных руках я приподнял свое тяжелое тело и уселся в полулежащее положение. Металлическое изголовье кровати льдом обожгло мою шею, и я невольно дернулся вперед, зашипев от дискомфорта. Подняв подушку повыше, я рухну обратно на нее, наконец-то чувствуя долгожданное облегчение. И, расслабившись, я понял, что уныние вновь охватило мою голову; короткое занятие смогло ненадолго отвлечь меня, но стоило прекратить, как мысли прорвались неконтролируемым потоком. Я осторожно потянулся к телефону, чтобы посмотреть время, и может заодно проверить пропущенные вызовы и сообщения.
Было довольно позднее утро; ни сообщения, ни звонка. Честно говоря, тогда я смел надеяться, что придет Мэтт – мой приятель по работе – он знал, что я взял больничный (ему, как ни как, пришлось вкалывать за двоих). Я даже смел рассчитывать на короткий звонок, где он бы поинтересовался о моем самочувствии, но сотовый молчал, как и продолжал молчать в течение всего времени до конца моего пребывания в больнице.
Тяжело выдохнув, я старался не думать более о своем положении забытого человека, а так же не обвинять во всем окружающих; в конце концов, исключительно я являлся причиной тому, почему моя тумбочка пустовала. Я прикрыл тяжелые веки, совершенно четко решив для себя забыться сном. В голове все еще теплилась надежда…
В какой-то момент из коридора послышались возгласы – они не были очень громкими, но достаточно для того, чтобы, подобно урагану, нарушить тот самый флегматичный ритм, в котором пребывало здание – именно здесь я испытал, как мне показалось, один из самых неподдельных эффектов дежавю. Я раскрыл свои веки, прогоняя все мысли прочь, и прислушался к звукам. Высокий голос вновь пробил образовавшуюся тишину, я не ошибался – я действительно слышал его ранее, вопросом оставалось только, где именно. Ответ пришел сам, причем довольно внезапно. Я не успел даже протянуть руку к телефону, чтобы в очередной раз сверится со временем, когда в дверь скромно постучали. Первая мысль, пришедшая мне в голову – это была медсестра, которая решила в очередной раз проверить мое состояние; поэтому я даже не подумал отвечать, полагая, что она сама войдет без какого-либо на то дозволения. Но дверь не открылась, а женщина не вошла в палату, вместо этого раздался очередной стук – еще менее уверенный, чем первый. Не имея ни малейшего понятия о том, кто это мог быть, я слабо откашлялся, чтобы избавится от хрипоты в голосе, и позвал:
— Входите!
Еще не привыкший к разговорам после операции, мой голос показался мне очень тихим и обрывистым, словно я молчал несколько дней; хотя это было не так далеко от истины – кроме медсестры и доктора я не вступал ни с кем в диалог уже более суток. К счастью, не смотря на все это, меня расслышали, даже будучи находясь за плотно закрытой дверью, чему я был несказанно рад – это лишало меня необходимости раскрывать свой рот вновь. Но моему рту все же пришлось раскрыться; правда, не из-за того, что мне нужно было что-то говорить, а из-за того, что я не смог сдержать удивление, которое быстро захватило мое и без того непослушное на тогдашний момент тело. Я почувствовал, как живот чертыхнулся внутри, в то время как неведомые мне ранее бабочки вырвались из своего кокона и начали летать в голове, раскидывая все мысли в беспорядок, наводя хаос. У порога стоял Джерард, успевший бесшумно закрыть за собой дверь, и теперь встревожено теребил рукава своей темной толстовки, что на этот раз не имела на себе никакого рисунка. Он стоял и не двигался, ожидая, пока я что-нибудь скажу; но я был не в состоянии выдавить из себя ни единого слова. Я осознавал, что он не мог ничего сделать без моей помощи – ему нужно было понять, где я нахожусь, найти меня по голосу – но и, взяв это во внимание, я все так же продолжал молчать и пялиться на него, не в силах преодолеть свое ошеломление. И только его слабая улыбка помогла мне прийти в чувство.
— Фрэнк? – негромко позвал он меня, не скрывая в своей интонации смятение, а возможно, он и вовсе пытался его подчеркнуть, чтобы я, наконец-таки, отреагировал на его присутствие.
— Д-да. Привет, Джерард.
Мой голос предательски дрогнул, а я испугался, что столь неумелая фраза, сорвавшаяся с моего языка, могла повиснуть в воздухе, создавая напряжение между нами. Но этого не произошло – Джерард отлично справился с ситуацией. Мотнув в мою сторону голову, он улыбнулся еще шире, отчего я увидел его крошечные не совсем ровные зубы; они казались белоснежными, хотя такими и не являлись, они излучали всю его чистоту. Не торопясь он подошел к моей кровати и, остановившись в полуметре от нее, легким движением накинул челку на глаза; на его губах до сих пор играла улыбка. Тут до меня дошло, что я до одури был рад его видеть.
Мои губы растянулись в ответной улыбке:
— Я так рад, что ты пришел.
Он ничего не ответил, но это и не требовалось. Я осторожно сдвинул ноги к противоположному от него краю кушетки, чтобы освободить место для Джерарда, где бы он мог сесть. Заслышав шуршание одеяла, он безошибочно опустился рядом, а потом опять поднял свою голову на меня. Мне тогда по-настоящему не хватало человека, с кем бы я мог посидеть и поговорить, скрасить свое одиночество, мысли о котором не так давно чуть не заставили меня выть от отчаяния. И я был очень счастлив, что этим человеком оказался Джерард, появившийся буквально из неоткуда, по взмаху волшебной палочки, в самый важный для меня момент.
— Как ты узнал, что я здесь? – вырвался у меня вопрос. И только после того, как он был задан, я понял, что он являл собой одну из тех вещей, на которые я действительно хотел знать ответ.
— Фрэнк, ты говорил, что у тебя будет операция. Не стоило большого труда узнать, когда именно. Особенно, когда доктор – мой хороший приятель, – хитро усмехнулся Джерард, обрадовавшись тому, насколько хорошо сработал его план. Он поставил на свои колени бумажный пакет, который я до этого по неизвестным мне причинам не замечал, и нырнул в него рукой, извлекая содержимое, – я тебе тут кое-что принес, Фрэнки. Надеюсь, тебе понравится! Доктор сказал, что тебе нельзя чипсы и колу, поэтому пришлось закупить овсяное печенье и сок. Любишь апельсиновый?
— Д-да, спасибо.
Его слова вылетали с невообразимой скоростью, что я еле поспевал за своими мыслями. Нет, Джерард говорил совершенно спокойно, неторопливо, размерено. Но с каждой его фразой, что слетала с губ, я все больше и больше терял голову, удивляясь и поражаясь. Я не мог поверить, что такой человек, как он, действительно существует. Он казался настолько совершенным, что я начинал плохо контролировать свои эмоции, и оставаться в себе становилось все менее реалистичным. Я тщательно наблюдал за ним: как его тонкие руки выуживали из пакета сок, а пальцы крепко сжимали коробку, что ногти немного краснели; как он осторожно ставил ее рядом с моим бедром, сминая простынь, а затем пробегался подушечками пальцев по застиранной больничной ткани. Он перестал улыбаться, но это не значило, что он был недоволен – его лицо сохраняло свет восторга. Он был одним из тех редких людей, которые умели улыбаться не только губами, но и всем телом.
— Тут есть тумбочка рядом со мной. Давай я поставлю, – предложил я, когда заметил, что Джерард недовольно поджал губы, ощупывая неустойчивый матрас кушетки.
Я проделал попытку забрать у него продукты, но Джерард утянул их себе за спину и отрицательно замычал, чем не мог не напомнить мне ребенка:
— Я сам, – с этими словами он возвратил коробки из-за спины и чуть нагнулся вперед в попытке найти вышеупомянутую тумбу. Неудачно ударив печенье о деревянные стенки, он все же нашел ее и поставил на нее продукты, мимолетно скользнув рукой по поверхности, словно протирая пыль. Сначала я не обратил на это внимания, но когда Джерард спросил у меня следующий вопрос, я понял, что он гребанный сыщик: – К тебе, Фрэнк, еще никто не приходил. Неужели я твой первый посетитель?
Я опешил:
— Как ты это определил?
— Ну, Фрэнки, больным обычно носят угощения! А на твоей тумбочке лежит один телефон, – он улыбнулся, искренне пытаясь не показывать свое торжество, вызванное его правильной догадкой и моей изумленной интонацией, но, к слову, у него это получалось крайне бездарно, – надеюсь, если твои родственники придут, я не помешаю. Не хочу навязываться.
Это не были те слова, которые несли в себе грусть, печаль или что-то еще в этом роде, но именно эти эмоции я услышал в последних нотках его речи. Мне стало не по себе, как будто
я
был причиной его перемены в настроении, хотя по-другому и не могло быть – кроме меня в той комнате никого не было.
Наверняка, ему часто приходилось чувствовать себя обузой на попечении родственников, кем-то, кто мешает им жить свободно. И я понимал, насколько это чувство ужасно, даже я не выносил сидеть на шее своих родителей, именно поэтому как можно быстрее снял квартиру и съехал от них. Но Джерард был другим – ему невозможно было жить одному, вдали от близких людей; он был обречен на то, чтобы постоянно связывать им руки по швам. И он знал это. Он ни в коем случае не был глупым парнем – он замечал подобные вещи, если они имели место быть.
Мне захотелось его утешить, но я все никак не мог подобрать нужных слов. Я слишком быстро понял, что не готов разговору с ним – с таким человеком, которым он являлся.
— Не беспокойся, они придут только вечером, – зачем-то соврал я, не захотев признаваться в том, что ни мать, ни отец не знали, что я находился в больнице. Глядя многим позже на те воспоминания, я бы сказал, что мне было немного завистливо, что Джерард имел родителей куда заботливей, чем мои собственные. Но это была белая зависть, что вы; Джерард заслужил их сполна, я никогда не желал ему других.
Он лукаво усмехнулся, похоже, догадавшись, о чем я думал; и здесь я понял, что ошибался, полагая, что подобные вещи приносят ему грусть. Теперь, видя его улыбку, я вовсе сомневался, что он хоть раз думал в этом направлении – он был достаточно уверен в своих близких, чтобы эти мысли не приходили ему в голову.
— Тогда мы сделаем все быстро, – туманно отозвался он и облизнул свои губы, которые тут же вновь изогнулись в усмешке.
Тут я вспомнил, что еще ничего не ел с момента моего пробуждения, а печенье, которое принес Джерард, было как нельзя кстати. Я потянулся к тумбочке, чтобы взять упаковку. Руку обдало легким покалыванием, но я не обратил на это внимание, лишь кратко сморщив нос, и принялся распаковывать еду. Джерард, конечно же, понял, чем я был занят, исходя хотя бы из оглушающего звука, который издавала обертка. Он улыбнулся и подсел чуть ближе ко мне, сложив свои руки на колени. Я чувствовал, что он хотел что-то сказать или сделать, но почему-то он до сих пор бездействовал. И, откровенно говоря, я догадывался о его желаниях. Я прекрасно помнил нашу последнюю на тот момент встречу, особенно ее окончание – тот поцелуй, поведение Джерарда, все его слова и прикосновения. Я старательно избегал любых мыслей об этом, каждую минуту находя себе наиглупейшее дело, лишь бы не копаться в том, что произошло на веранде в тени его дома. До сих пор я точно не знал, какое мнение имел по этому поводу, из-за чего не мог дать надлежащую оценку – я просто избегал любых размышлений. Но это не могло продолжаться вечно, должен был наступить момент, когда мне пришлось бы задуматься над этим. Единственное, что оставалось предельно ясным – я нравился Джерарду; причем настолько, что он готов был пригласить меня на ночь в свой дом. Именно это, скорее всего, никак не укладывалось в моей голове. Даже когда все это произошло со мной, я не мог поверить, что слепой человек – инвалид – мог пойти на такие откровенные, страстные поступки. Я всегда представлял подобных людей другими: несчастными, беспомощными, жалкими – но Джерард был их прямой противоположностью, опровергая все мои и общественные стереотипы. Пожалуй, это был один из поводов, почему тогда я сказал «нет» – я просто не мог все это принять.
Я почувствовал, как неспокойствие зародилось в моей голове, а где-то внутри кольнула новообретенная вина.
— Фрэнки? – он легонько коснулся моего бедра, и его ладонь показалась мне до ужаса горячей, даже через одеяло я почувствовал ее температуру. Я поймал себя на том, что в моих руках до сих пор находилась пачка печенья – не до конца раскрытая, не распакованная полностью – похоже, я слишком глубоко задумался. Я поднял взгляд на Джерарда и заметил, что он наклонился чуть ближе ко мне, зачем-то принюхиваясь, а его брови обеспокоенно изогнулись, – ты в порядке?
— М, да. Прости, я задумался. Ты что-то говорил?
— Нет, Фрэнк, я молчал. Ты вдруг перестал открывать печенье и больше не двигался. Я заволновался, – он замолчал на некоторое время и в задумчивости прикусил нижнюю губу, подбирая слова, – и… о чем ты думал?
Я готов был поклясться, что он
знал
, о чем я думал, и без этих глупых вопросов, но по неизвестным мне причинам он хотел добиться этого от меня. Не спорю, что это могло мне только показаться, но у него постоянно был такой вид, будто он знал все. Поэтому любые вопросы, исходившие с его стороны, звучали исключительно как дань вежливости; хотя ему всегда были интересны ответы – он неизменно добивался их (даже если порой я не хотел отвечать) и внимательно слушал. Но то была другая ситуация – я
не
знал, как ответить на его вопрос. Конечно, в моей голове уже был сформулирован некий ответ, но я никогда не хотел обижать его или считать слабаком – он не был таким; и мне нужно было подобрать подходящие слова, чтобы описать то, что меня действительно волновало. Для начала, это нужно было вычленить среди моего бардака мыслей, а это было не так просто, как казалось.
Джерард сразу почувствовал мою внутреннюю борьбу (наверное, мои мозги так громко кипели). Он крайне деликатно выхватил так и не раскрытую упаковку с овсяным печеньем и положил ее обратно на тумбочку.
Я не успел заметить, в какой именно момент это произошло, но когда я сфокусировал свой взгляд на Джерарде, его пальцы уже переплетали мои и ласково гладили кожу. Неконтролируемый рваный выдох, сбежавший из моего горла, казалось, оглушил нас обоих; Джерард нежно улыбнулся, стараясь меня приободрить, но я только сильнее ощутил смущение и жар на моих щеках. Он аккуратно выпрямился, стараясь не выпускать мою ладонь ни на секунду, и сложил ее себе на бедро, не прерывая свои ласки. От такого жеста мой живот перевернулся пару раз, а перед глазами заплясали кислотные пятна. Мне показалось, что мне станет дурно от эмоций, разом заполнивших меня сверх нормы; я еле сдержал порыв, твердящий мне наброситься на Джерарда с объятиями. Наверное, только не до конца оклемавшееся тело помешало мне. Зато я нашелся с ответом.
— О тебе, – еле слышно прошептал я, как будто кто-то мог нас подслушивать, и уже открыл рот, чтобы продолжить, как меня прервал громкий и требовательный, столь несочетающийся с атмосферой, стук в дверь.
— Джи, у тебя осталось ровно две минуты! – произнес человек за дверью, и вдруг я понял, что вызвало во мне тот самый эффект дежавю. Этот голос… он принадлежал матери Джерарда, которая не так давно в этой же самой больнице познакомила меня со своим сыном; не сознательно, кончено же.
Он коротко засмеялся, позабавившись над тем, как его мать «вписалась» в наш так толком и не состоявшийся разговор; и этим смехом он разрушил последние частички той пелены, что огораживала нас обоих от всего мира своей туманной паутиной. Она подталкивала нас друг к другу, подначивая к тому, чтобы начать разговор, а он это уничтожил. Но не успел я толком это осознать, как он вернул все на свои места, возобновив поглаживание моей ладони и шепотом спросив:
— Фрэнки, почему ты боишься? – с полуулыбкой, но серьезно поинтересовался Джерард, – я ведь привлекаю тебя.
Я чуть не подавился воздухом, который в тот момент вбирал в легкие. Я не был возмущен или зол, я был просто шокирован тем, что он настолько открыто во всем изъяснялся. К моему лицу прилила краска, и огромная волна смущения обрушилась на меня. Я почувствовал себя дурацким школьником, пытающийся признаться понравившейся ему девочке, но только это больше походило на нечто другое – словно сама та девочка, которой я симпатизирую, подошла ко мне и сказала что-то на подобии: «Ты ведь любишь меня. Давай встречаться!». Мне не дали ни слова, ни выбора.
— Почему ты так думаешь? – спросил я, намереваясь на этот раз точно узнать ответы.
— Ты теряешься рядом со мной, – ласково прошептал Джерард, смекнув, о чем именно я спрашивал, и невесомо сжал мое запястье.
— Быть может, я просто не знаю, как вести себя с тобой! – протараторил я и постарался выдернуть свою ладонь из его пут.
Неожиданно хватка у моего запястья стала тверже и требовательней – я попросту не смог вырваться из его капкана. Он не собирался меня выпускать, он хотел, чтобы наш разговор не обрывался на этом месте; он хотел доказать мне что-то, а для этого ему нужно было еще немного времени. Я сразу остановил свои попытки избавиться от его пальцев и покорно повиновался. Я не лгал, кода сказал, что не знаю, как мне себя вести с ним; в моем окружении не было ни одного «особенного» человека, и я никогда с ними не общался. Я считал, что к подобным людям нужно обращаться с уважением и сочувствием, добротой и терпением; хотя каждый раз, при виде таких людей, мне хотелось скрыться на другом конце квартала или свернуть в противоположную сторону – я не хотел лгать и о том, что они меня пугали и заставляли меня притворяться.
— Нет, это не так, – отрицательно помотал головой Джерард. Я даже не понял, что конкретно он отрицал – мои рассуждения или мои слова; как я уже не раз убеждался, он мог читать мои мысли, и я бы не удивился, если он знал их и на тот момент, – ты не чувствуешь страха. Мне это нравится, Фрэнк. И ты мне тоже нравишься.
Дыхание сперло, и несколько секунд я не дышал вовсе. Я постарался воспроизвести все то, что он мне сказал, но в голове крутилась одна единственная фраза – «нравишься». Он сказал это в своем стиле – открыто и искренне, при этом сохраняя естественность ситуации, словно он говорил эти слова настолько часто, что это вошло у него уже в привычку. Я вгляделся в его лицо, пытаясь найти хоть единственный изъян, который бы сообщил мне, что это лишь шутка или полнейшая несерьезность. Но его лицо оставалось чистым и ясным, как небо в погожий день, и это не могло не вызывать во мне волнительное натяжение, щекотавшее низ живота.
Джерард осторожно подался вперед, не сомневаясь в правильности того, что он делает. Его рука больше не сжимала мою ладонь; она бережно скользила вдоль моего предплечья. Подобно маленькому пауку подушечки пальцев касались кожи, проделывая себе дорогу наверх, а когда они добрались до ключиц, уверенно потянулись к моему подбородку. Джерард бесшумно переместил свободную руку по другой бок от меня, чтобы случайно не упасть, и придвинулся еще ближе. Его челка спала на бок, что я мог видеть его подрагивающие веки, которые он, словно по привычке, хотел раскрыть и увидеть мое исполненное предвкушением лицо. Но он этого не делал и продолжал держать глаза закрытыми; в любом случае, ему никогда не довелось увидеть меня… к сожалению.
Из его приоткрытого рта вырвался горячий воздух, обжигая мою кожу. Но прежде чем я успел ответить ему тем же, он окончательно сократил между нам расстояние, прижавшись к моим сухим губам.
Но более он ничего не делал и просто ждал, когда я привыкну к тому, что между нами есть нечто больше, чем обычное общение.
И я привыкал. Стараясь забыть о том, что один из тех людей, которых я избегал на улицах, я пытался понять, что Джерард есть. Он был прекрасным, совершенным; он был тем, кто всегда делает то, что чувствует. Он не стеснялся, не ощущал дискомфорта в том, кем он был; даже его неспособность видеть никак не повлияла на него. Он был искренним. И разве этих поводов не достаточно, чтобы полюбить его?
Я оторвал руку от кушетки, но не для того, чтобы оттолкнуть его или отстранить, а для того, чтобы прижать его ближе к себе, пропуская его темные волосы на затылке через пальцы. Без промедлений я сам продолжил нашу близость, врываясь языком в его рот. Джерард улыбнулся сквозь поцелуй, снова не в состоянии скрыть свое торжество; но сейчас этого было ни к чему – я хотел видеть, чувствовать, как он был счастлив, а также взволнован. Его губы слегка дрожали от волнения или возбуждения, но язык двигался уверено, играя на пару с моим. Этот поцелуй разительно отличался от нашего первого – в нем не было никакого подтекста, которым переполнялся предыдущий. Джерард не стремился показать, что после между нами обязательно должна быть сексуальная связь, он просто делился своими чувствами со мной. И, даже если бы на этом все закончилось, Джерард бы уже был благодарен тому, что между нами успело произойти. Конечно, я бы посмел расстроиться, а может даже разозлиться, но он был другим – в отличие от меня, он бы поместил эти воспоминания в «хороший» раздел своей памяти, чтобы потом, сидя перед камином в кресле, вспоминать их и ощущать прилив наслаждения от произошедшего.
Но пока этого ничего еще не произошло, и мы просто целовались, полулежа на больничной койке. У нас было время для всего, что мы могли бы совершить вместе и подумать над тем, что мы будем с этим делать; и пока нас никто не торопил.
— Данные тебе минуты истекли, Джерард!
Ну, может я немного ошибся на счет времени.
Джерард прервал поцелуй, немного отстранившись, чтобы отдышаться. Его спина подрагивала от смеха, который он старался уничтожить где-то еще в зародыше. Я не хотел, чтобы он так делал; в конце концов, я сам сдерживал смех. Я негромко засмеялся, давая Джерарду возможность сделать то же самое, и он воспользовался ей по полной программе. Уткнувшись в мое плечо, он тоже начал смеяться, более не сдерживая ни себя, ни свои эмоции; а у меня, наконец, появился шанс послушать его звонкий легкий смех.
Вскоре он перестал смеяться и отклонился от моего плеча.
— Она любит появляться в самые неудачные для этого моменты, – с улыбкой на лице сказал он, осторожно поглаживая кожу на моем плече, – думаю, Фрэнки, ты уже это понял.
Но меня беспокоила не столь его мать, сколько один вопрос, сформировавшийся у меня в голове:
— Мы ведь еще встретимся?
— Тебе решать, – он безразлично пожал плечами, как будто мой ответ для него не так важен; как будто он не расстроится, услышав отказ. Возможно, так оно и было. В конце концов, я уже говорил, что он не будет порицать ни меня, ни мои действия.
Оставив мою руку в покое, он тут же поднялся, не давая возможности мне ответить. Выпрямившись, он отдернул толстовку, задравшуюся немного вверх, и развернулся в сторону двери. Его шаркающие шаги казались мне такими тихими, пока я смотрел в его спину, все дальше и дальше отдаляющуюся от меня. Я уже начал полагать, что он так и уйдет, не оставив ни слова; но когда я об этом подумал, он развернулся, чтобы с улыбкой сказать:
— Пока, Фрэнк.
После он открыл дверь, у порога которой уже стояла его белокурая мать, сжимающая в руках тонную складную палочку, предназначенную для слепых. Джерард взял ее из рук матери и, показав мне на прощание знак мира, закрыл за собой дверь.
Комната снова погрузилась в молчание, но я не чувствовал то, что чувствовал ранее, до прихода Джерарда; мне было хорошо и беззаботно, впервые я ощущал некоторую окрыленность, не посещавшую меня довольно долгое время. Хотя после того, как он ушел, оставив меня решать наше будущее в одиночку, пустота начала давить на меня; но это не была душевная пустота или что-то типа того, скорее это была пустота, означавшая отсутствие головокружительных бабочек, которые летали внутри меня, пока Джерард был рядом. Зато теперь, когда его нет, у меня действительно было время подумать над тем, что я хотел сделать со всем этим, и теперь никто меня не торопил.
Я потянулся к тумбочке, чтобы свериться со временем еще раз, и заметил аккуратно сложенную бумажку, на которой был написан неизвестный мне номер мобильного телефона. Джерард всегда любил делать удивительные вещи.
@музыка: Johnny Cash
@темы:
MCR
URL
U-mail
Дневник
Профиль
Комментарии
(
1
)
Поделиться
воскресенье, 24 марта 2013
20:35
I See A Darkness [Part 2]
Название: I See A Darkness
Автор:
Sofya_Parker
Фэндом: My Chemical Romance
Пэйринг: Frank | Gerard
Жанр: Слэш, Философия
Рейтинг: R/NC-17
Размер: Мини
Бэта: —
Дисклаймер: Блеф
Примечание: POV Frank
Саммари: Джерард Уэй не такой как большинство людей. У него есть отличительная черта, из-за которой он обречен на одиночество.
Part 2
________________________________________________________
Явление 2.
* * *
В детстве меня приучали к справедливости; вновь и вновь родители твердили о том, чтобы богатый помогал бедному, сытый – голодному. Так гласила мораль, так гласила Библия. Я никогда не был религиозным человеком, но с этим еще некоторыми аспектами христианства я имел общее мнение; по крайней мере, до определенного момента своей жизни. Позже, с возрастом и самоопределением, пришли неудачи, а после неудач – разочарования. И выяснилось, что справедливость довольно глухое слово в наши дни; хотя я продолжал и продолжаю надеяться, что она существует где-нибудь… или когда-нибудь.
Именно поэтому, когда я вернулся домой, меня дико трясло от нервного беспокойства. Я не мог найти себе место ни по пути в квартиру, ни когда позади меня щелкнул дверной замок. Я был не в состоянии описать то, как я лохонулся в больнице; мне действительно было жутко от того, что я сделал. Не чувствуя собственного тела от ледяного жара, мне пришлось провести весь день в кровати, ибо на что-либо другое мне не хватало сил. И все это время изнутри меня грызла одна до ужаса противная тварь, которая до сего момента была предметом моей гордости – моя совесть громко ныла и яростно царапалась внутри меня, причиняя жуткие мучения. Я был согласен с ней – я поступил не самым лучшим образом, когда посмел открыто разозлиться на слепого человека – но стоило мне согласиться с ней, как она завизжала еще пронзительней и озлобленней. Мне осталось только принять все это дерьмо.
Вновь и вновь в моей голове возникал его образ, того парня, которого я поначалу так невзлюбил. Как он сидел, неуверенно топтался у дверей и даже крутил головой – все указывало на его недуг, но я был слишком поглощен собственным недовольством, чтобы понять его проблему. Но больше всего меня удивляло его поведение. К счастью или к несчастью (я еще не определился), он вел себя вполне спокойно и пацифично; единственной его целью в тот момент было предотвращение конфликта – я в этом был до сих пор точно уверен. Но это еще сильнее добивало меня: я поступил с ним настолько низко, когда он пытался явно всего этого избежать. Наверное, если бы он вдруг начал кричать на меня и выяснять отношения, я бы воспринял все куда проще, нежели его понимающее молчание; и мне бы не пришлось думать сейчас обо всем, что творилось в моей голове.
У меня никак не получалось выкинуть его из головы – хотя попытки я оставил довольно давно; даже когда наступил поздний вечер, я продолжал думать о нем. Я не смог уснуть в ту ночь. Постоянно ерзая на кровати, я опять открывал веки и глядел в потолок. Так продолжалось до тех пор, пока моя простынь полностью не сбилась, а подушка не промокла от пота. В ту ночь я искренне пожалел, что не имею в своем запасе медикаментов снотворного.
Беспрерывные размышления о нем, привели меня к тому, что я принялся рассуждать о себе; если бы я был таким же, как он, – невидящим. И эти мысли привели меня в ужас. Что было бы со мной, не прочитав столько книг? Чем бы занимался, будучи не в состоянии просиживать часы в интернете? Люди, знакомства, эмоции – все исходило из этой штуки. Даже столь любимая игра на гитаре превратилась бы в мучительную пытку, безустанно повторяющую о моем «дефекте». Я сравнивал себя с ним, проецировал; и я был повержен. Рассматривая свои покрытые татуировками руки, я с горечью осознал, что он их не увидел – он
не смог
бы их увидеть. И он никогда не сможет нарисовать ни одну из них, как и любой другой рисунок.
Без сил я опустил руки на матрас и уставился в белесый потолок. Я долго смотрел на него – без смысла и цели – пока в какой-то миг мне не причудился его образ: в омерзительной клетчатой рубашке и челкой, словно стыдливо прикрывающей глаза. Все обретало иное значение – теперь я совершенно точно понимал, зачем он это делал. Стараясь скрыть свое уродство и отличие ото всех, он отращивал волосы и прятал под ними свои безжизненные глаза. Поспешно перевернувшись на бок, я вновь попытался найти более удобное положение для сна, откинув одеяло в сторону, но это не принесло никаких успехов. Не в силах больше выносить всего этого я поднялся с кровати, на ходу схватил пачку сигарет и подошел к окну, чтобы закурить. С удивлением я обнаружил, что было довольно рано – рассвет уже тронул пропитанный смогом горизонт. В нетерпении выкурив сигарету, я оставил окно открытым, а сам направился в душ; мне было необходимо смыть все мысли сегодняшней бессонницы, вместе с потом и грязью, покрывающие мое тело.
Я торопился, стараясь как можно быстрее натянуть на еще влажную кожу одежду. Мне было необходимо выйти наружу, отвлечься от мыслей, что за один день буквально сожрали меня изнутри. Поэтому, когда я вышел на улицу, я почувствовал глубочайшее облегчение. Я огляделся и понял, что было многим позднее, чем я думал – по улицам уже мельтешили люди, спешащие на работу, или такие же бродяги, как и я; время зашкаливало за девять. Мой живот все еще болел, не только от аппендицита, но и от голода, поэтому я поспешил в одно кафе, что находилось неподалеку.
Мог ли я хотя бы на одну гребанную секунду предположить, что мы встретимся вновь? Нет, я вовсе полагал, что мы никогда более не увидимся. Но когда колокольчик над дверью известил о моем приходе, а я по привычке оглядел столики, мой взгляд уперся в него – одиноко сидящего возле окна и пожирающего гамбургер. Сначала я пробежался по его одежде и с уколом радости подметил, что он выглядел сегодня лучше, чем вчера – по крайней мере, на нем не было это отвратительной рубашки, а вместо нее была черная худи с изображением (о, господи!) The Misfits. Его густая челка выглядела менее неприступной, а быть может, мне это только показалось, потому что я уже знал, что
именно
пряталось под смоляными локонами. Рядом с ним не было матери или кого-либо еще, что показалось мне странным. За ночь размышлений, когда я воображал его тяжелую жизнь без зрения, в моем сознании всегда рядом с ним была мать, словно неотделимая тень. С ним постоянно был кто-нибудь; он всегда был с кем-то. Но когда я его заметил кафе, он был абсолютно один и, похоже, ему это нравилось. В любом случае, он выглядел как обычный парень, зашедший перекусить; никто бы не подумал, что он чем-то отличается от других. Но я знал, чем он отличался. И это было похоже на гигантский непосильный груз, который я сам водрузил себе на плечи, толком не осознав, что натворил. Теперь этот самый груз давил, прижимал меня к полу – я уже всерьез подумывал уйти из кафе.
Я встряхнул головой, прогоняя глупые мысли. Я могу спокойно купить себе еду и отсесть в противоположный угол кафетерия, словно мы и незнакомы – он меня не увидит и не узнает, что я был здесь; мне очень стыдно за свое вчерашнее поведение.
Забрав поднос с заказом, я замер на полпути к месту, которое заранее приметил; оно как раз располагалось в самом дальнем от него углу. Но мое тело не слушалось меня, совсем. Ноги приросли к полу, а голова обернулась в его сторону; и вот я уже глядел на него. Он все также сидел со скучающим видом, подперев голову, и смотрел куда-то в тарелку. Но я знал, что он не смотрел, он только делал вид, что смотрит. Мое сердце разрывалось на две половинки, рвясь выпрыгнуть из груди: одна часть в страхе стремилась убежать на улицу, подальше от него, а другая с благовейным трепетом приземлиться рядом с ним. Мне нужно было извиниться – я чувствовал это всем нутром, – но я до дрожи в коленках боялся подойти к нему, снедаемый позором.
И все же, я решил для себя, что лучше извиниться и принять его гнев, чем струсить и продолжить страдать от бессонницы. Мысленно запросив помощи у несуществующего божества, я развернулся в полный оборот и направился на ватных ногах к его столику.
Он шевельнул головой, как только заслышал мое приближение, а когда мой поднос звякнул о пластмассовое покрытие, его острый нос вздернулся вверх, что я мог разглядеть небольшую родинку на самом кончике и его тонкие ноздри. Он умудрялся забавно шевелить ими, что складывалось ощущение, словно он мышонок, учуявший запах сыра. Я улыбнулся сам себе за подобное сравнение, но моя улыбка тут же пропала, стоило мне опуститься на стул.
— Ээ, привет, я… Может, ты помнишь… в больнице—
— Я помню, кто ты, – спокойно ответил он, и почему-то по его лицу проскользнула легкая улыбка. Почуяв мое замешательство, он добавил, – у тебя очень красивый голос.
Подобная причина, прозвучавшая скорее как комплимент, вогнала меня в краску – я ощутил, как щеки вспыхнули, а тело покрылось легкой испариной от волнения. Он снова улыбнулся, когда понял, какой эффект произвели его слова на меня, и отложил свой бутерброд – чем дал мне понять, что не против поговорить; что я был важнее, чем бутерброд. И я был не против, честно; по крайней мере, теперь глупый страх покинул меня. Я видел, что если он и злиться, то совсем немного. Он был здесь, готовый обсудить это и найти решение сложившейся проблемы; готовый выслушать, чтобы потом сказать свое слово, которое я должен буду принять. Он не хотел конфликтовать, он хотел помочь нам обоим.
— Ты часто сюда ходишь? Я ни разу тебя здесь не видел.
Только после того, как эта фраза сорвалась с моих губ, я понял, насколько жалкой она являлась. Изъеденная и невкусная на слух. А еще это слово… «видел», я сомневался, уместно ли оно будет в разговоре со слепым человеком.
— Может, мы лучше начнем со знакомства? Я Джерард.
Он протянул мне руку настолько уверенно и без промедлений, что на мгновение я усомнился – действительно ли он ничего не видит? Чтобы убедиться, я переключил свой взгляд с руки на его лицо – он продолжал смотреть куда-то в тарелку; голова оставалась неподвижной. Я ответил на рукопожатие, сжав его бледную, но теплую ладонь.
— А я Фрэнк.
— Приятно познакомиться, Фрэнк, – без промедлений ответил он, продлив наше соприкосновение чуть дольше, чем это принято. Но я не мог его ни в чем обвинить или упрекнуть, ведь моя рука на тот момент – это все, что он мог себе позволить.
Неопределенный промежуток времени мы сидели в тишине, и все то время я пытался подобрать достойное извинение. Как мне казалось, молчание было крайне неуютным, но, похоже, моего нового знакомого со столь необычным именем оно вполне устраивало. Он «смотрел» на меня сквозь челку, все так же подперев голову, и почти не шевелился. Я чувствовал, что его мысли бродят где-то рядом со мной; даже если я ошибался, в какой-то момент его мысли все же коснулись меня – я практически ощутил их щекочущее, как перо, дуновение. Я не знал, насколько у людей вроде него развиты другие чувства восприятия, но я слышал, они очень талантливы в распознавании людей. Быть может, ему достаточно два-три моих слова, чтобы он раскусил, прожевал и выплюнул мою сущность – а может, чтобы представить мою внешность.
Урчание моего живота, казалось, было настолько громким, что его услышал не только я и Джерард, но и все присутствующие в кафе. Но я ошибся; но только на счет второго – Джерард не мог не услышать. Он тихо усмехнулся, и это своего рода стола сигналом к тому, чтобы раскрыть рот. Но я не успел ничего сказать, меня перебил он сам:
— Я прихожу не так часто, как хотел бы.
— Что?
Сперва я совершенно растерялся, и все слова, что я так тщательно сгребал в кучу из разных частей своего сознания, вновь развалились, образовав полнейший бардак. Его короткое предложение неловко вписалось в мой внутренний монолог с самим собой, и я никак не мог понять, что он имел в виду. Джерард, кажется, уловил мою растерянность и поэтому терпеливо разъяснил с все той же полуулыбкой:
— Ты, Фрэнк, спросил, насколько часто я прихожу в это кафе. Я ответил, что не так часто, как хотелось бы.
— А, ты об этом… – я понял, что начать сейчас с извинений было бы довольно глупо. Похоже, Джерард хотел просто поговорить; наверное, я извинюсь ближе к концу разговора, – у тебя классная толстовка. Ты слушаешь The Misfits?
Не знаю почему, но он засмеялся. Звонко и искренне. Если бы не мой стыд, который красной краской окутал мое лицо, то я, возможно бы, насладился его прекрасным смехом, которым по моим представлениям должны смеяться только искусные художники, актеры или певцы.
Через несколько секунд, Джерард все же успокоился и, вальяжно отклонившись на спинку стула, негромко произнес, улыбаясь во всю ширину зуб:
— Фрэнк, если я слеп, это еще не значит, что я отличаюсь от других. Ты их тоже любишь?
Я понимал, что он сказал это, чтобы поддержать меня, разбавить обстановку; но я не мог это принять так, как он хотел. Сейчас я был в таком состоянии, когда воспринимал все в штыки, не разделяя ни шуток, ни иронии, ни чего-либо еще. Поэтому мне стало еще хуже от его замечания. Ком подкатил к горлу, и я никак не мог его проглотить, вместе с проснувшимися чувствами вины и сожаления. Это было самое подходящее время для извинения, и я мог быть свободен – уйти и не возвращаться.
— Я… я бы хотел извиниться за вчерашнее. То, что произошло, было моей дурацкой выходкой. Я не знал, что ты… ну… такой. Мне очень стыдно.
Все это время я виновато разглядывал свои коленки, не решаясь поднять взора на Джерарда. Слова дались мне нелегко, но я все же сказал их, хоть и не совсем так, как планировал; главное, что он услышал меня. Джерард молчал очень долго; я успел уже обдумать все возможные варианты его поведения: он мог злиться, радоваться или же просто почувствовать облегчение. Чтобы узнать, что именно он выбрал, и исподлобья покосился на него и с удивлением заметил, что он нервно кусал свои губы, подбирая нужные слова. Он выглядел так, словно это не я только что просил прощения, а он сам – это я должен был кусать губы и ерзать на месте, не наоборот. Но все же он делал именно это, пока в его голове что-то не щелкнуло, и он в решительности наклонился ко мне, обхватив за плечи.
— Фрэнк, – начал он, но тут же запнулся, словно ему не понравилось то, что он сказал, – Фрэнки, все это глупости. Тебе не зачем извиняться. Ты ведь не знал, верно? Этой причины достаточно, чтобы ты считал себя невиновным. И знаешь, я был рад тому, что ты вел себя со мной как с обычным человеком; как со всеми, понимаешь? Ты не должен извиняться.
Вмиг я почувствовал себя голым, абсолютно. Я был четко уверен тогда, что Джерард понял, чем я был занят всю эту ночь; осознал, что я так и не смог уснуть, размышляя о нем; и теперь он извинялся передо мной за то, что он стал причиной всему этому. Его серьезный и обеспокоенный тон вывел меня из и без того шаткого равновесия, перед глазами поплыло, и я приготовился вот-вот потерять сознание, но острый как бритва испуг во время привел меня в чувство. Я осторожно обхватил его запястья и, глядя туда, где должны быть его глаза, прошептал:
— Спасибо.
Я был прощен.
Джерард, кажется, удовлетворившись моим ответом, мягко выпутался из моей хватки и убрал свои руки, чтобы вновь усесться, как ему вздумается. Но теперь он не стал откланяться на спинку стула – он облокотился на стол, чуть ближе придвинувшись ко мне, что наши коленки слегка касались друг друга. Он решил не убирать свое лицо далеко, оставив его довольно близко с моим, словно проникая в мое пространство; я не имел ничего против. Наклонив голову на бок, он расплылся в улыбке, в которой я не мог не заметить ехидство.
— Но знаешь, Фрэнки, чтобы окончательно замять эту историю, почему бы тебе не проводить меня до дому? Эти светофоры… они меня сводят с ума!
К счастью, я уже пришел в норму и мог спокойно реагировать на его шутки. Конечно, не произойдет ничего страшного, если я не соглашусь – он уже дал мне свое прощение – но я не видел никакого повода отказываться от его предложения, поэтому негромко промычал в знак согласия. Джерард на это просиял улыбкой.
После этого мы вновь принялись за завтрак: Джерард продолжил есть свой гамбургер, а я приступил к еще нетронутой еде. Мы долго молчали, пока пережевывали пищу, прерываемые лишь негромким звяканьем посуды или чавканьем. Я косо наблюдал за ним, рассматривая, как его щеки «проваливаются» внутрь, каждый раз, когда он открывал рот или жевал. Его впалые щеки выглядели как тонкая шелковая ткань, обрамляющая его лицо, податливая и нежная; он был таким изящным, что делало его до безумия нереалистичным. Я вовсе не удивился бы, окажись он иллюзией моего собственного разума.
— Ты так и не ответил на мой вопрос по поводу The Misfits.
Мне понадобилась ровно минута, чтобы осознать, что именно он имел в виду. Так получилось, что ту часть разговора я пропустил, будучи поверженным предшествующей этому вопросу фразой.
— Да, они мне нравятся, – согласно кивнул я, проглотив кусочек пиццы, – я вообще большой фанат любой музыки. Мой отец был музыкантом, и я, по сути, тоже.
— Оу, так ты играешь в группе, Фрэнки? – заинтересовано спросил он, закусив нижнюю губу, чтобы сдержать улыбку. Я не знал, зачем он сдерживал ее; наверное, он просто не хотел перерывать меня своими эмоциями.
— Нет, я предпочитаю играть сам для себя.
— Я надеюсь, что когда-нибудь ты сыграешь для меня, Фрэнк.
Меня снова бросило в краску, но на этот раз не от стыда или волнения, а исключительно от смущения, которое я испытал от его легкого флирта. Я не знал, как реагировать на это; являясь парнем не самой стандартной ориентации, я мог воспринять это неправильно, поэтому я пропустил это мимо ушей, стараясь не вдумываться в смысл.
Я так же заметил, что Джерард постоянно называл меня по имени. Я не был привыкшим к этому. Возможно, оно ему просто нравилось; или он хотел сделать мне приятное, произнося со столь теплой интонацией мое самое обыкновенное имя. Но почему-то мне казалось, что он делал это специально, словно подчеркивая, что он разговаривает именно со мной. Я не знаю, как это объяснить. Наверное, ему очень жутко было находиться в темноте, где нет ничего кроме голосов; ему просто нужна была опора, на которую он мог опереться в той бездне. И этой опорой стало мое имя. Я даже почувствовал толику гордости от того, что мог помочь ему.
— Ты доел? – вежливо спросил он, не желая, чтобы его вопрос прозвучал, как намек на то, что пора бы поторапливаться; он никуда не спешил – он просто не видел.
— Да, мы можем выдвигаться?
— Угу, – кратко кивнул он и с шумом отодвинул стул.
Я был без понятия, стоило ли ему помогать или нет. Он двигался вполне уверено, будто знал это кафе как свои пять пальцев; но меня не покидала тревога, что он мог в любой момент запнуться и упасть, распластавшись на полу. Но я не решался спросить его, не требуется ли моя поддержка – я боялся обидеть его подобным жестом, приняв его за слабака. Он довольно быстро сгреб все свои вещи со стола и распихал их по карманам, а потом улыбнулся мне, совершенно точно угадав мое местоположение (хотя признаюсь, он промахнулся на несколько дюймов, наверняка сочтя, что я был бóльшего роста). Я смотрел на него, а он ждал меня, хотя я уже был готов. Я было запаниковал, что мне все же нужно помочь ему; но не успела это мысль толком сформироваться в моем сознании, как он подошел ко мне и, совершенно без смущения схватив под руку, потащил к выходу.
— Да ты совсем малыш, Фрэнк! – тихо усмехнулся он, аккуратно коснувшись своими пальцами моей макушки.
— Мне вообще-то уже двадцать шесть, – придерживая входную дверь, с наигранной обидой ответил я.
— В любом случае, я тебя старше.
Я лишь улыбнулся, поражаясь тому, насколько Джерард мог быстро меняться. Он вроде оставался одним и тем же человеком, но он мог быть серьезным или заботящимся, мудрецом или шутником. И эти черты в нем я обнаружил лишь за недолгий завтрак в кафетерии, где мы встретились. Тогда я был без понятия, к чему могли привести наши отношения, но я был бы не прочь продолжить наше общение и после того, как я провожу его до дома. И я очень надеялся, что Джерард был того же мнения.
— Куда тебе нужно? – спросил я, не имея представления, в какую сторону нам идти.
— Я скажу. Пока что налево и прямо, – он указал рукой вдоль улицы, и я, удовлетворительно кивнув, направился туда.
Джерард вновь замолчал, чему я немного расстроился – я хотел услышать о его жизни, о том, как он живет, но он, похоже, не хотел делиться со мной этими тайнами, а я не мог пересилить себя и задать ему хотя бы один вопрос. Сам он только прижимался к моему плечу, обвив рукой локоть, и нежно поглаживал мой бицепс. Я старался не обращать на это внимания, действительно старался; но с каждым шагом, мне казалось, что я ощущал его дыхание все ближе и ближе; наверное, я слишком перенервничал за тот день.
— Фрэнк, а зачем ты приходил в больницу? – вдруг вспомнил Джерард и немного замедлил шаг; как раз перед очередным перекрестком со светофорами, которые сводили его с ума.
— Аппендицит. Мне нужно было получить подтверждение. И теперь в ближайшие дни меня ждет операция, – словно лампочка-напоминалка в моей голове загорелось воспоминание о том, что у меня как бы должен болеть живот. И он действительно заболел именно в эту минуту, хотя до этого я не чувствовал никакого дискомфорта.
— Оу, – только и произнес Джерард и замолчал, чтобы прислушаться к еле различимому в уличном шуму писку светофора.
— Не волнуйся, пока еще красный, – тихо шепнул я ему на ухо, кода заметил, как он напрягся.
Джерард только слабо улыбнулся и обронил короткое: «Я знаю».
Мы еще несколько раз свернули и пересекли дорогу. Джерард вежливо указывал, куда двигаться дальше, но не более; кажется, он не шибко хотел разговаривать сейчас. Я уже забеспокоился о том, не задел ли я его чем-нибудь или сделал что-то не то; быть может, мне следовало начать разговор. Но вскоре до меня дошло, что, возможно, он полностью сконцентрирован на звуках, стараясь сориентироваться в пространстве. И я решил не беспокоить его, не задавая никаких глупых вопросов.
Его дом располагался не так далеко, как я предполагал; я даже удивился, что мы ранее ни разу не встречались, живя в столь немногочисленном городе. Джерард, наконец, отпустил меня, подошел к крыльцу и осторожно нащупал перила, чтобы не запнуться о ступеньки. Я наблюдал за ним и мне становилось как-то не по себе, глядя то на тот светлый и большой дом, то на столь темного и исхудалого Джерарда – он был слишком невинен для такого дома. Я представлял его жилище куда меньше, словно коморку, где все под рукой и не нужно тратить много времени на хождение по комнатам. Мои представления были слишком типичными.
Джерард взобрался на несколько ступенек и обернулся назад, чтобы поманить меня к себе. Я оторвался от забора и подошел к нему. Вблизи его дом казался еще больше, чем возле калитки, я почувствовал себя не совсем уютно, почувствовал давление, исходившее от его стен. Джерарда же сей факт не смущал, не думаю, что он вообще догадывался, что место, где он живет настолько громоздкое с виду.
— Ты живешь один? – полюбопытствовал я, все еще осматривая фасад.
— Нет, с братом. Но сейчас его нет дома.
Вот так и выяснилось, что у Джерарда еще есть брат. Хотя это объясняло то, зачем ему такое обширное жилище.
— У тебя есть брат?
— Да, младший. Но он все равно будет старше тебя, – он негромко хихикнул, склонив голову набок.
— И сколько же тогда тебе? – спросил я, когда вспомнил, что он мне так и не сказал свой возраст, хотя уже раньше мы вскользь касались этой темы.
Он ничего не ответил и только усмехнулся.
Я сам не заметил, как он осторожно наклонился ко мне и взял мою свободную руку в свою ладонь. Сделав несколько шагов вверх по лестнице, он утянул меня за собой; и вот мы уже стояли на веранде, укрытые тенью черепичной крыши над нашими головами. Я поспешно оглядел Джерарда изумленным взглядом; все это напоминало мне одну из плаксиво-романтических сцен в книгах. И если так оно и было, то я уже понимал, чем должно было все продолжится. Руки Джерарда покинули мои ладони и вместо этого прислонились к груди, недвусмысленно подталкивая меня к кирпичной стене. Как только холодный материал коснулся моей спины, Джерард тут же прижал меня своим телом, а его губы нашли мои в страстном и жарком поцелуе.
Это не было мило; нисколько. Это больше напоминало одну из сцен эротических фильмов, когда после секундных объятий и развязанного поцелуя главные герои направляются прямиком в спальню, или же забивают и начинают раздеваться прямо там, где и остановились. Похоже, я не один почувствовал это, потому что наш поцелуй длился не больше положенного времени – несколько секунд. Я только успел ответить и слегка качнуть бедрами вперед, когда он поспешно прервал свои ласки.
— Мы можем зайти ко мне, – опалив своим дыханием мои влажные губы, многозначно прошептал он; хотя значение у этого было одно и довольно обоснованное – он предлагал мне продолжение.
Я замер, испугавшись. Меня беспокоил далеко не сам факт секса с малознакомым мне человеком, куда больше меня шокировало то, что этот человек был тем самым слепым незнакомцем, с которым я недавно общался в кафе и просил прощения. Он открыл мне свою вторую сущность, которую я был не в состоянии увидеть в кафетерии – и она меня испугала. Я не мог поверить, что он мог оказаться таким... горячим; откровенно говоря, я вообще не мог представить его даже дрочащим себе в душе. Он был слепым. И это звучало как приговор – он не такой как все, у него не может быть все, как у остальных; поэтому для меня случилось потрясение, когда я осознал, что у него такие же потребности, как у меня, как у кого-либо другого… как у всех.
Мое молчание и бездействие затянулось; через его сбившуюся челку я заметил, что он слегка нахмурился, и мне это совсем не понравилось – в этом коротком и простом движении отразилась вся его досада. Не нужно быть кретином, чтобы понять, что я тому причина.
— Ты можешь сказать «нет», если хочешь, – заговорил он настолько спокойно, словно мы возвратились в тот день в больнице, когда он раскрыл свой рот в первый раз; и я почувствовал, как он от меня отдалился, не физически, а духовно.
Я тяжело сглотнул, подавив всю свою жалость.
— Давай в другой раз.
— Хорошо, – он понимающе кивнул и тут же отошел от меня, как будто вообще не прикасался ко мне, не прижимал меня к стене и не целовал мои гребанные губы.
Мне стало холодно; хотя бы от того, что его разгоряченное тело теперь не согревало меня, а его дыхание не опаляло лицо, но я старался не показывать виду, что моя кожа покрылась мурашками. Я неуверенно почесал затылок, сомневаясь, что мне вообще позволено что-либо делать. Я продолжал глядеть на Джерарда, а он, будто смутившись, отвернул голову куда-то в сторону двери. Он молчал, я молчал – мы не произносили ни слова в течение мучительных пятнадцати секунд. Первым зашевелился Джерард – он нырнул руками в карманы своей толстовки в поисках ключей и, как нашел их, подошел к двери, чтобы отпереть замок. Я наблюдал за ним, словно в каждом его движении есть смысл, словно я вижу все это последний раз; как его тонкие пальцы скользят по двери в поисках ручки, как обхватывают нужный ключ, чтобы повернуть его. Мне было жизненнонеобходимо увидеть каждое его движение и запомнить каждой клеточкой своего тела.
Когда Джерард, наконец, отворил дверь, я поймал себя на том, что до крови прокусил свою нижнюю губу от волнения. Я мог бы промолчать, сделать вид, что меня и не было на той веранде; но я не мог так сделать – Джерард прекрасно знал, что я до сих пор стоял там и пялился на него. Я не мог возложить еще один груз на свои плечи, я не хотел страдать от бессонницы и этой ночью (хотя в последствие я так этого и не избежал), поэтому я все же открыл свой рот:
— Ну… пока? – это прозвучало до ужаса неуверенно. Хотя именно так я себя и чувствовал.
— Пока, Фрэнк, – в отличие от моего его голос был более чем решительным; после этих слов он скользнул во мрак своей квартиры, оставив меня одного на крыльце.
Он опять назвал меня Фрэнком.
@музыка: Johnny Cash
@темы:
MCR
URL
U-mail
Дневник
Профиль
Комментировать
Поделиться
вторник, 26 февраля 2013
10:45
I See A Darkness [Part 1]
Название: I See A Darkness
Автор:
Sofya_Parker
Фэндом: My Chemical Romance
Пэйринг: Frank | Gerard
Жанр: Слэш, Философия
Рейтинг: R/NC-17
Размер: Мини
Бэта: —
Дисклаймер: Блеф
Примечание: POV Frank
Саммари: Джерард Уэй не такой как большинство людей. У него есть отличительная черта, из-за которой он обречен на одиночество.
Part 1
________________________________________________________
Явление 1.
* * *
Я познакомился с ним случайно и крайне грубо; наше знакомство началось с поганой ноты, которой не должно было быть вовсе в нашем совместном произведении. Тогда я ожидал своей очереди на гребанное обследование по подозрению в аппендиците. Я очень разозлился, когда его впихнули в кабинет доктора – буквально перед моим носом, ровно за мгновенье до того, как я сам должен был оказаться внутри. Его громкоголосая мамаша безостановочно твердила о какой-то там медицинской карте, словно это могло потушить мое вспыхнувшее негодование. Но как бы то ни было, она протиснулась в этот чертов кабинет раньше, чем я успел как-либо отреагировать, таща своего исхудалого сына под руку.
После короткой суматохи все вновь остановилось, вернулось во флегматичный ритм, как и должно быть в больницах, и лишь незримая пелена напряжения повисла между приемной и дверью кабинета, в которую все уткнули угрюмые взгляды. Взбалмошный ураган в образе матери и сына прошелся по всем присутствующим и оставил неприятный след, заставив их задуматься.
Во мне тоже остался след, давший мне пищу для размышлений – исключительно негативных размышлений. Я был раздражен тем, что отсидев более часа здесь, в больнице, и мучаясь от острой ноющей боли в животе, меня оттолкнули назад – до того, чтобы я самолично смог открыть эту дверь. И во всем виновата дурацкая неведомая мне карточка, за которой с такой ярой прытью рвалась его мать.
Позже я изменю своему отношению, но сейчас я был просто… зол.
Не прошло и минуты, когда дверь распахнулась вновь – я даже успел обрадоваться, что мои мучения не продляться долго – но в проеме появился только он; один, без своей матери; а это означало, что мне придется сидеть здесь еще хрен знает сколько. Настроение мгновенно свалилось на уровень подошвы – уже второй раз за день, между прочим. Стараясь сдержать недовольный вздох, который, кажется, все-таки вырвался из моих легких, я покосил на него свой взгляд. Он продолжал стоять в проеме двери, не двигаясь, и еле различимо качал туловищем взад-вперед, словно для него создавало трудность найти равновесие. Но все же он не шевелился – стоял на месте, как статуя, и смотрел в стенку перед собой; хотя я удивлялся, что он был способен видеть через столь густую челку на его глазах.
Тогда я прекрасно запомнил выражения лица женщины, что сидела передо мной. Ее обветренные тонкие губы приоткрылись, что я мог разглядеть блестящий шарик пирсинга на ее языке; светлые брови поползли вверх, выражая крайнюю степень сострадания и жалости; и легкое «ох» сбежало из ее горла. Она поднялась со своего насиженного стула и поспешила подойти к нему – так неловко стоящему перед дверью. Кончики ее пальцев дотронулись до его предплечья, но он не вздрогнул и не испугался чужих рук. Я не видел его лица, но мне казалось, он чувствовал невероятное облегчение от ее прикосновения.
— Пойдем. Я покажу тебе, куда сесть.
И она аккуратно оттащила его к месту, где еще недавно сидела сама. Она осторожно помогла ему разместиться, словно у него был перелом ноги или что-то типа того, а потом отошла к стене, чтобы не мешать своим присутствием. Но прежде чем она успела это сделать, он мягко обхватил ее за кисть, немного притянув к себе, и пробормотал негромкое «спасибо». Он произнес это тихо, так, как будто хотел, чтобы она одна услышала это; как будто только что между ними произошла интимная сцена; непредвиденная близость; и он просто поблагодарил ее.
Женщина лишь кивнула со слабой улыбкой на лице и поспешила отойти.
Время текло безобразно медленно; а я все рассматривал его, ни капли не стесняясь, что он мог уже давно заметить на себе мой далеко не радостный взгляд. Я не стремился демонстрировать свое недовольство, но я и не собирался его скрывать – в конце концов, это сейчас не я ворвался вне очереди на прием. Я думал, что это жутко несправедливо, когда живот скручивает от боли и кажется, что желудок сейчас выйдет через горло, и такие вот наглые люди, которым посчастливилось воспитать в себе эту черту характера, врываются без очереди. Интересно, если бы у меня случился инфаркт миокарда, меня бы тоже заставили отсиживать часы, чтобы дождаться очереди на реанимацию?
Я откинул бесполезные мысли в сторону и снова вернулся к его разглядыванию. Он сидел напротив меня, сложив руки на колени, как послушный маменькин сынок, и смотрел прямо. Не скажу точно, глядел ли он конкретно на меня – большую часть его лица скрывала челка – его голова была просто повернута ко мне и никуда больше не откланялась. Он словно кукла, которую посадили на стул, и она будет продолжать так сидеть вечность, пока кому-нибудь не захочется забрать ее отсюда, тем самым изменив ее позу. Из-за этого сравнения по телу прошлась дрожь – почему-то я представил вместо его глаз широко распахнутые кукольные безжизненные бусины. Я никогда не любил эти глаза, от них постоянно веяло пустотой.
Чтобы отвлечься, я опустил взгляд ниже, на его одежду. Он носил до ужаса обыкновенную клетчатую рубашку, которую в его возрасте носят, пожалуй, лишь зубрилы и ботаники или фермеры прошлого века; а еще она была застегнута на все пуговицы, что вновь говорило об его забитости. Джинсы, по счастью, оказались куда современней нежели рубашка – они были черными и до неприличия узкими, что, я уверен, невозможно было спрятать руки в карманах. Но мне нравилось – у него были длинные тонкие ноги; я всегда хотел нечто подобное для себя, потому что сам я был низеньким, нескладным и довольно коренастым. Пока я рассматривал его джинсы, я успел заметить зеленую купюру, что опасливо выглядывала из его кармана. Стоило ему только пошевелиться, она бы свалилась на пол, что он и сделал, когда у него вдруг зачесался нос. На моих глазах пять долларов соскользнули с шершавой ткани и беззвучно упали на бетонный пол.
— Эй, – окликнул я его не слишком громко, чтобы не нарушать неписаный больничный порядок. Но я получил ровно никакой реакции, – эй, парень!
Я заметил, как его голова немного вздернулась вверх, чтобы найти меня взглядом, – это было заметно по его остроконечному носу. Потом его изящная рука поднялась к груди, и бледный палец указал в солнечное сплетение своего хозяина.
— Я? – негромко поинтересовался он, сомневаясь к нему ли были обращены мои слова и правильно ли он их понял.
— Да. У тебя купюра упала.
Я кивнул в сторону оброненной им же вещи, но он, кажется, даже не собирался поднимать ее. Он лишь снова положил ладонь на свои колени, возвращаясь в «позу куклы» и более не шевелился. Я недовольно фыркнул; он был похож на разнеженную принцессу, которой нужно было все подавать и предоставлять на подносе. Тогда мужчина по левую сторону от меня поднялся и широким шагом оказался возле него. Без каких-либо слов он поднял купюру и аккуратно сложил ее на его руки. Тот сразу же сжал ее в пальцах, словно одно из самых дорогих сокровищ.
— Спасибо, – с признательностью поблагодарил он.
— Не стоит.
Я увидел как на его бледном лице появилась мягкая полуулыбка, но тут же исчезла, а еще я увидел тяжелый, как грузовик, взгляд того самого мужчины, что помог ему. Я скептически поднял бровь, искренне недоумевая – разве я сам должен был сделать это? Я не собирался потакать принцессам, по совместительству куклам. Тогда я не имел ни малейшего понятия, в чем меня обвинили этим тяжким взглядом, что я сделал не так – и безразлично пожал плечами, в который раз переведя взор на него, сидящего напротив и сжимающего купюру.
Он, наконец, заметил мой раздраженный вид.
— Ты злишься на меня?
На секунду я растерялся; я не думал, что он вот так спросит – напрямую. Я думал, если он даже и поймет, то он просто притворится, что не замечает меня; а может, закатит маленькую драму с выяснением отношений. Но вместо всего этого он лишь спросил меня, зол ли я на него, в миролюбивом тоне. Я не привык к тому, что люди были предельно откровенны со мной, и вообще, между собой. Обычно все предпочитают пользоваться намеками, или отговорками, или вовсе молчать. Но он был открыт и искренен, готовый к разговору. Я чувствовал – это исходило из его души. Поддавшись его влиянию, я ответил так же предельно честно:
— Да.
— Из-за того, что я прошел без очереди?
— Да, – как только я произнес это, я почувствовал на себе жуткие угнетающие взгляды.
Вдоль позвоночника пробежал холодок, а тело бросило в жар – но я не придал этому значения, как ни как, я мучился от аппендицита; я был болен. Но это не меняло положения дел: около десятка людей осуждающе смотрели на меня, словно только что на их глазах произошло самое омерзительное и безнравственное преступление. Возможно, они были до глубины души удивлены тем, что я так открыто изъявлял о своей неприязни; хотя я не находил этому ни одной причины – в наше время многие довольно ярко выражают свою агрессию, даже к пожилым людям. Поэтому все взгляды, направленные в мою сторону, были лишены для меня какого-либо смысла. Быть может, я был слишком резок…
Комок моих мыслей оборвался, когда его темный силуэт проскользнул перед моими глазами. Я поднял голову вверх и заметил его, стоящего возле двери в кабинет. Он осторожно коснулся ручки и приоткрыл дверь, заглядывая внутрь.
— Мам, выйди.
— Что? – ее громкий голос, столь несочетающийся с больничной атмосферой, был слышен даже в приемной.
— Нам следует занять очередь.
— Но мы можем пройти и без—
— Нам следует занять свою очередь, - более настойчиво повторил он, умудрившись сохранить спокойный тон.
Я услышал, как недовольно цокнула его мать, уставшая от подобных выпадов, которые ее сын, похоже, совершал довольно часто. Но все же, пробормотав краткие извинения доктору, она вышла из кабинета под стук каблуков. Она оглядела своего сына вымученным взглядом, взяла его под руку и шепнула что-то на ухо; но он ее словно не хотел слушать и продолжал невидящим взором смотреть на меня.
— Иди, – обратился он ко мне и кивнул в сторону приоткрытой двери.
Я чуть не подпрыгнул от счастья, обрадовавшись своей удаче; единственное, что помешало мне это сделать – ноющая боль в животе и порицающие взгляды со стороны людей вокруг. Они все смотрели на меня, словно сейчас я вынесу приговор, если и не мира, то хотя бы страны. Я как будто держал руку над красной кнопкой, решая, что же делать; а они глядели на меня в ожидании – обрушится ли на их головы бомбы или нет.
Я не понимал, что значат эти странные взгляды. У меня дико болел живот, я хотел скорее свалить отсюда. Мне сказали идти, я и пошел.
Когда я вышел от доктора, в моих руках находилась бумажка – разрешение на операцию по удалению аппендикса. Моя миссия была исполнена, я получил то, зачем, собственно, сюда и приходил. Но стоило спрятать ее в рюкзак, я тут же ощутил тяжелые взгляды, которые чувствовал и ранее. Люди до сих пор смотрели на меня с нескрываемым омерзением, и меня это очень пугало – я не понимал в чем причина, я всего лишь восстановил порядок. Неужели теперь это считается преступлением? Я оглянулся вокруг, в очередной раз убедившись, что все это мне не казалось, и люди действительно смотрели на меня, а ни на кого другого. Мне стало некомфортно и жутко от всего происходящего; я поспешил двинуться к выходу. Ближе к концу очереди я заметил его, сидящего на скамейке; напротив него стояла мать, склонившись над ним и разглядывая его лицо, убрав темную челку с глаз. Мне стало интересно посмотреть на него, на ту часть его лица, которая была скрыта от чужих взоров. Я немного притормозил, обернувшись назад, чтобы успеть рассмотреть его черты.
Я очень сильно пожалел тогда, что вовсе решил это сделать…
Его глаза, оливковые глаза, были обезображены мертвой пеленой – в них не было света, в них не было жизни – в них не было ничего. Бездна и пустота, раскрашенные в цвет увядающей травы. Его, казалось, красивые глаза были обезображены глазами куклы – широко распахнутые безжизненные бусины.
Он был слеп.
Мне стало плохо, словно кто-то оглушил меня тяжелым предметом в затылок – ломом или арматурой, неважно. Я нуждался в том, чтобы срочно выйти на свежий воздух, иначе меня вывернуло бы наизнанку прямиком в больнице. Я в полной мере ощутил страх, а еще дурманящее головокружение. Не беспокоясь о том, что бегать в коридорах не принято, я поспешил наружу.
@музыка: Johnny Cash
@темы:
MCR
URL
U-mail
Дневник
Профиль
Комментировать
Поделиться
суббота, 19 января 2013
06:47
Один или Два? [Part 4. Final]
Название: Один или Два?
Автор:
Sofya_Parker
Фэндом: My Chemical Romance
Пэйринг: Frank | Gerard; Gerard | Lin
Жанр: Слэш, Психология, Драма, Deathfic
Рейтинг: R
Размер: Мини
Бэта: —
Дисклаймер: Блеф
Примечание: Присутствует заимствование "Пилы"
Саммари: Джерард Уэй всегда стоял на распутье, не знал, что для него важнее. Так и не сделав выбор, он ушел от проблем. Но он забыл – выбор всегда приходиться делать.
Part 4
* * *
Когда Джерард встречал Лин, он чувствовал полнейшую опустошенность. Какой-то склад, куда ему сказали прибыть, напоминал лабиринт Минотавра. Он не горел никаким желанием делать даже шаг внутрь. К счастью, скоро металлическая калитка открылась сама и оттуда вышла Лин. На ней была грязная от пыли и борьбы пижама, но лицо ее, хоть и мокрое от слез, но светилось счастьем. Спотыкаясь по пути, она ринулась к Джерарду, заключая того в крепкие объятия. Он постарался улыбнуться, но мысль о Фрэнке в очередной раз прожгла насквозь его голову.
- Джи! Господи! Я так счастлива, что они меня не убили, эта штука на шее была такой страшной, а еще там был таймер.
Таймер. Интересно, Фрэнк понял все с самого начала?
- Пошли отсюда, - он чмокнул ее в губы и за руку потащил от склада к машине, где их ждала Бэндит.
Быть может, жизнь наладится, и он забудет о Фрэнки, как о глупом сне…
Жизнь потеряла все свои краски. Каждая ночь становилась мучением, ведь теперь Джерарду снились кошмары. Вновь и вновь он переживал свой последний разговор с Фрэнком, когда они говорили о любви друг к другу, и как электронный голос обрезает их слова. Ужасная картина, предстающая перед его глазами… Обезглавленный Фрэнк, обмякшее на стуле тело и кровь, кровь, кровь! Осознание того, что это
он
сделал со своим возлюбленным, пожирало его изнутри черным леденящим пламенем. Стараясь согреться, он обнимал себя за плечи, кутался в бесчисленное количество одежды; но тепло не приходило уже никогда.
Все поцелуи, объятия Лин казались настолько противными, словно он предавал саму память о Фрэнке. Джерард не мог теперь даже держать ее за руку. Лин спрашивала, что с ним, но он лишь отрицательно кивал головой. Она все видела, он знал. Но та лишь неуверенно улыбалась, а в глазах умирала еще одна искорка. Только Бэндит, которая не так давно научилась говорить, могла заставить Джерарда искренне улыбнуться. Обнимая ее, он усаживал дочку на коленки и рассказывал в полголоса сказки или истории. Но свет быстро уходил от него, стоило Бэндит уйти из его поля зрения. Он снова вял.
Фрэнк…
Он убил его, убил свое солнце. И опять Джерард жалеет о выборе. В погоне за мечтой, он забыл, что хотел получить на самом деле. Разве любовь не то, что мы ищем в жизни?
Сегодня был Хэллоуин.
Раньше Джерард всегда любил этот день. Они с Фрэнком всегда любили переодеваться в смешные костюмы и ходили по улицам. Все с удивлением смотрели на таких взрослых дядек, просящих конфет у взрослых. Но им было все равно, для них «сегодня» было особенным. Ведь у Фрэнка был день рождение.
Но теперь все по-другому. Джерард уже не радуется тридцать первому числу.
Джерард нашел в старом шкафу толстовку, что давным-давно принадлежала Фрэнку; он отдал ее, когда Джи кратко кинул о ней «крутая вещь». Натянув ее на себя, Джерард присел на пол возле кровати и вынул из кармана фотографию, где Фрэнк еще был счастлив, а его глаза светились теплом. Он провел по фотографии рукой, плавно касаясь контуров его лица. Неуверенно преподнеся фотографию к лицу, он оставил нежный поцелуй на губах Фрэнка, но не почувствовал ничего, кроме холода глянца. Сердце громко застонало. Джерард сжал ткань на груди, надеясь, что боль пройдет. Но она не прошла; только предательские слезы покатились по щекам.
«Один или два?»
- Заткнись! – крикнул он в пустоту, зажимая уши. Но как можно скрыться от того, что звучит у тебя в голове?
«Один или два?»
- Нет, нет, нет! Умоляю, хватит! – одними губами лихорадочно шептал он, повалившись на бок и сжимаясь в комок.
«Три минуты истекли… Один или два?».
Он не мог более слышать этот компьютерный голос. Подскочив с пола, он ринулся на кухню. Выдвигая все шкафы и полки подряд, Джерард искал только одну вещь – нож. Быть может боль сможет вернуть его в нормальное состояние, заглушит чужие слова, что крутятся в его голове на постоянном повторе.
«Один или два, мистер Уэй?.. Интересно, что же вы выберете?».
- Замолкни! Я ненавижу тебя, сукин сын!
Наконец найдя кухонный нож, Джерард занес его и порезал себе ладонь и еще, и еще. Нет, голос не замолкал. Все время твердил что-то, повторял какие-то слова. Но из-за собственных криков Джерард не мог разобрать что именно. Этого он и хотел. Он выронил от бессилия нож. Руки были полностью покрыты его собственной кровью. Так правильно, он должен страдать.
«…механизм сработает… все зальется кровью».
- Кровь, - тупо повторил Джерард, словно только сейчас осознал, что из его ладоней сочится алая жидкость, - кровь!
Он начал судорожно вытирать руки о кофту, но ничего не изменялось. Теперь он сам был весь в крови. Она была повсюду! Толстовка, что принадлежала его возлюбленному, представляла собой кровавое месиво. Фрэнк тоже был в крови, его голова лежала в стороне… Джерард подавился в немом крике. Ужасающий образ трупа. Искаженного качеством записи, предстал перед его взором. Он снова проживает тот день заново, он снова убивает Фрэнка.
Схватив нож, он поднес его к груди.
- Один или два? – вслух повторил он.
Нервный смешок.
- Один, детка.
Подобно стреле Купидона, нож вошел в грудь Джерарда, в его сердце. Он сделал выбор.
* * *
- Игра окончена, мистер Уэй. Вы победили.
@темы:
MCR
URL
U-mail
Дневник
Профиль
Комментировать
Поделиться
пятница, 18 января 2013
11:07
Один или Два? [Part 3]
Название: Один или Два?
Автор:
Sofya_Parker
Фэндом: My Chemical Romance
Пэйринг: Frank | Gerard; Gerard | Lin
Жанр: Слэш, Психология, Драма, Deathfic
Рейтинг: R
Размер: Мини
Бэта: —
Дисклаймер: Блеф
Примечание: Присутствует заимствование "Пилы"
Саммари: Джерард Уэй всегда стоял на распутье, не знал, что для него важнее. Так и не сделав выбор, он ушел от проблем. Но он забыл – выбор всегда приходиться делать.
Part 3
* * *
Голова раскалывалась от ноющей боли. Сидя на диване, Джерард закрыл лицо руками и судорожно размышлял над одной и той же мыслью. Он не хотел никого выбирать, и тем более не хотел делать выбор между кем-либо. Фрэнк или Лин… Они были одинаково важны для него. Первому он желал только искреннего счастья, а вторая была частью его жизни. Кого выбрать, черт побери?!
Джерард подскочил с дивана и схватил первый попавшийся под руку предмет, которым оказался пульт от телевизора, и швырнул его в стену. Бэндит, до этого смотревшая с интересом на монитор номер один, перевела любопытный взгляд на своего отца, который пыхтел от ярости и бессилия. Задорно хихикнув, она снова уставилась на экран. Ее смех привел Джерарда в чувство. Он опустил книгу, которая была на очереди к полету, и, возведя брови вверх, упал на пол. Он спрятал свое лицо, чтобы никто не увидел его слез, будь то даже маленький ребенок. Эмоции были слишком сильны, чтобы Джерард смог держать их в себе. Хватаясь тонкими пальцами за ворсинки в ковре, он бился в немой истерике; старался успокоиться, но ничего не получалось. Мысль о выборе, который ему предстоит сделать, тяжким грузом ложилась ему на плечи.
Слишком сложно, чтобы быть правдой.
Таймер отсчитывал свое время. Ярко-зеленые цифры быстро сменяли друг друга. Уже остался лишь час и сорок семь минут… Нужно что-то решать, срочно.
Джерард не знал, что делать, совершенно. Единственное, что он мог – позвонить каждому из них. Но лишь один раз. Потратит ли он последнюю вещь, которая у него осталась для одного из них? Да, конечно. Джерард решил начать с Лин, потому что она явно прибывала в панике. На мониторе она билась в беззвучных рыданиях, из ее глаз наверняка струились слезы. Он взял дрожащими руками телефон и набрал номер, что успел записать на руке. Раздались гудки.
- Здравствуйте, мистер Уэй, - все тот же электронный голос.
Джерард весь сморщился. Конечно, ведь этот голос не так давно сообщил ему, что он должен убить человека. Джи ненавидел его.
- Я хочу поговорить с Линдси.
- У вас ровно три минуты. Время пошло.
Джерард неотрывно глядел на монитор. И именно в этот момент там появилась чужая рука. Он не видел, кому она принадлежала, свет падал только на его жену. Рука что-то держала, наверное, мобильник.
- Алло? – неуверенно начал Джерард.
- Джи? О господи, это правда ты?! – заплаканный громкий голос Лин пронзил его слух. Но он был несказанно рад услышать ее, это подтверждало, что с ней пока что все хорошо.
- Да.
- Как Бэндит?! С ней все хорошо? Ответь, прошу!
- Да, - Джерард легонько погладил ребенка по волосам, - с ней все хорошо, ее не тронули.
- Слава Богу! – Лин действительно испытала великое облегчение, - Джи, ты знаешь, где я? Что происходит?!
- Нет, я ничего не знаю. Все, что было в доме лишь кассета, где был сказан этот номер. Ты сама ничего не видела, когда тебя тащили сюда?
- Я ничего не знаю! Они пришли ночью и притащили меня сюда! Когда я очнулась, на моей шее уже была какая-то штука. Они сказали это необходимо, а сейчас мне нужно просто ждать. Мне страшно! Забери меня отсюда, прошу!
Ее слезы, как кислота, обливали сердце. Каждое слово, что срывалось с ее губ, вызвало только боль и сожаление. Это он виноват.
- Лин, верь мне! Я вытащу тебя, клянусь. Слышишь? Что бы ни случилось, знай, что я люблю тебя. Все будет хорошо, милая!
- Я верю тебе, Джи… люблю тебя.
Джерард оборвал связь. Он не мог больше слушать все страдания, что слышались в каждом ее слове. Он должен вытащить ее оттуда, но прежде нужно поговорить еще с Фрэнком. Джерард снова набрал все тот же номер и попросил его соединить с ним. На мониторе так же появилась рука, но теперь рядом с Фрэнком. Джерард услышал как он обругал того матом. Сердце с болью ухнуло. Этот голос… он до сих пор сводит его с ума.
- Фрэнк? – осторожно спросил он, внимательно глядя на монитор номер один.
- Кто это? – наглый и рассерженный голос. Фрэнк всегда, когда пугался, был сильно раздраженным.
- Это Джерард.
Тишина.
Он понимал, что чувствует Фрэнк. Он действительно поступил с ним ужасно. Все эти годы, с момента их расставания, он не переставал думать о нем. Даже когда он целовал или занимался сексом с Лин, он не переставал думать о Фрэнке, надеясь, что с рождением дочери все изменится. Но ничего не изменилось – он до сих пор думает о нем. Какой же Джерард все-таки эгоист.
Молчание явно затянулось, и Фрэнк не собирался его прерывать. Тогда Джи начал говорить сам:
- Сегодня, когда я вернулся домой, я нашел кассету. В ней было сказано, что мне нужно сделать выбор между тобой и Лин, - Джерард слышал, как на другом конце провода судорожно вздохнули, но решил оставить это без внимания, - тот, кого я выберу, вернется домой. Другой же умрет от этой штуки у тебя на шее.
Фрэнк немного помолчал, но после все же нашелся с ответом:
- По-моему, свой выбор ты уже давно сделал, когда предложил Лин помолвку, - это было сказано с таким ядом и ненавистью, что Джерард поежился.
- Я… думаю, слова «прости» уже не имеют смысла.
- Да, ты прав.
- Фрэнк, я… - после очередного молчания продолжил он. Подбирать слова было действительно сложно. Тогда он решил сказать все прямо, как он и чувствовал, - я люблю тебя… до сих пор. И я уже бесчисленное количество раз пожалел о своем выборе. Мне так было хорошо с тобой! Это были лучшие дни в моей жизни. Я так хочу их вернуть!
Он замолк. Сам того не замечая, Джерард плакал. По его щекам струились слезы. Воспоминания вырвались наружу. Все поцелуи, слова, движения – все, что было между ними, вспыхнуло новой волной, которая поглотила Джерарда с головой. Он снова захотел прикоснуться к нему, увидеть в ореховых глазах то тепло, которое не мог сам подарить кому-нибудь другому кроме Фрэнка.
- Ты все такой же придурок, Джи.
«Джи», - повторил про себя Джерард. Только Фрэнк мог сказать это так, что внутри все переворачивалось, а душа плясала в диком танце.
- Из-за тебя вся моя жизнь представляет ничто. Я только и делаю, что вспоминаю тебя. Из-за этой чертовой любви к тебе, я не могу жить спокойно, понимаешь? Только мысль о том, что ты сейчас счастлив со своей семьей, давала мне какое-то успокоение. А ты, оказывается, сам как на каторге был. Ты такой идиот.
Джерард впился носом в экран. Внимательно разглядывая ужасного качества запись, он пытался увидеть его бесконечно красивое лицо, заглянуть в глаза, чтобы увидеть в них всю ту боль, что он причинил, и забрать ее себе. Фрэнк не тот, кто заслужил такое… Виноват только он – Джерард Уэй.
Он провел пальцем по контуру лица Фрэнка, представляя, как он гладит его по щеке. Слишком далеко, чтобы почувствовать теплоту.
- Да, я полнейший идиот, - соглашается он, - и… я так хочу тебя поцеловать, - он громко всхлипнул в трубку, - снова увидеть тебя, чтобы провести все остатки своих дней с тобой. Мне так плохо без тебя.
- И мне, - на удивление Фрэнк тоже громко всхлипнул, - вот мечтаю об это уже битых три года!
- Я люблю тебя, детка!
- Три минуты истекли, - компьютерный голос прервал всю их идиллию.
- А я тебя… Джи, - обреченно выдохнул Фрэнк, но его уже не слышали, связь отрубили.
Но Джерард понял его, на мониторе он разобрал его последние слова по губам.
Сердце прыгало, скакало, совершенно не слушалось. Джерард хотел умереть. Освободить кого-нибудь, а умереть за место второго. Все были бы живы, кроме него. Он заслужил такой бесславной смерти, они – нет.
Он сидел на стуле напротив двух мониторов и опустошенным взглядом смотрел на таймер. Осталось восемнадцать минут. Тысяча восемьдесят мгновений до чьей-то смерти. Он палач, но не судья. Это не суд, это казнь.
«Один или два?»
Один. Фрэнк Айеро. Его любовник. Его возлюбленный на всю оставшуюся жизнь. Его счастье, его нож. Если бы Джерард хотел, чтобы его убили, то попросил бы Фрэнка сделать это. Но он бы никогда не взвалил бы такую ношу на его и без того хрупкие плечи. То время, что они были вместе, было потрясающе. Смогут ли они снова вернуться к тому, с чего начали все когда-то?
Два. Линдси Уэй. Его жена. Мать его любимой дочери. Его семья, его ноша. Она великий человек, она всегда дарит свою любовь, не отдает взамен, а именно дарит. Она наверняка видит, что Джерард не любит ее, но всегда молчит. Он рядом, он отец ее ребенка, ей более ничего и не нужно.
Кого выбрать? Кого отбросить?
Джерард неуверенно потянулся к телефону.
Слишком сложно, чтобы не поверить
. Он набрал дрожащими пальцами шесть цифр, которые уже въелись в мозг настолько, что теперь будут сниться ему в страшных кошмарах по ночам. Трубку взяли сразу после первого гудка.
- Вы сделали свой выбор, мистер Уэй?
- Да, только прошу, не говорите им ничего.
- Мы безмолвные судьи, мистер Уэй. Мы всегда сохраняем тишину в игре. Так что же вы выбрали?
- Два.
@темы:
MCR
URL
U-mail
Дневник
Профиль
Комментировать
Поделиться
03:20
Один или Два? [Part 2]
Название: Один или Два?
Автор:
Sofya_Parker
Фэндом: My Chemical Romance
Пэйринг: Frank | Gerard; Gerard | Lin
Жанр: Слэш, Психология, Драма, Deathfic
Рейтинг: R
Размер: Мини
Бэта: —
Дисклаймер: Блеф
Примечание: Присутствует заимствование "Пилы"
Саммари: Джерард Уэй всегда стоял на распутье, не знал, что для него важнее. Так и не сделав выбор, он ушел от проблем. Но он забыл – выбор всегда приходиться делать.
Part 2
* * *
- Остановись ты уже, Джи!
- Не хочу...
Фрэнк лишь обреченно выдохнул и закинул голову назад, позволяя Джерарду беспрепятственно целовать его шею. Очередной просмотр фильма зашел до обжиманий и страстных поцелуев. Хотя Фрэнк не был против, ему нравилось, когда Джерард был таким.
Джерард покончил с шеей и перешел к ключицам, оттягивая ворот футболки. Он не мог остановиться, да и не хотел. Все в этом парне его безумно привлекало, сводило с ума. Он готов был целовать его хоть весь день, не останавливаясь, а потом бы захотел еще.
Джерард потерся бедрами о ногу Фрэнка, из-за чего тот сладко замычал, почувствовав нарастающее возбуждение своего возлюбленного. Джерард делал все сам, не давая парню под ним даже пошевелиться и в свою очередь поцеловать Джи, прижаться к нему или залезть рукой под рубашку. Недовольный таким обстоятельством дел, Фрэнк резко перевернулся на бок, скинув тем самым с себя Джерарда, и тут же накинулся на него сверху, чуть ли не вгрызаясь в его губы. Тот сдавленно застонал, но все же обнял Фрэнка за талию, прижимая к себе.
Фильм продолжал идти, но никто не был заинтересован в происходящем на экране. Все, чем сейчас были увлечены эти двое, только друг другом. Прерываемые лишь на короткие вздохи поцелуи, оборванные движения рук и плавные покачивания тазом. Лишь когда начались титры, Фрэнк нехотя оторвался от брюнета и прошептал ему в губы:
- Ну вот. Опять из-за тебя не посмотрел фильм!
- Прости, детка, - усмехнулся Джерард и чмокнул того в губы.
- Ради таких извинений я готов хоть каждый день смотреть фильм.
Они негромко посмеялись, до сих пор приводя дыхание в порядок, а потом Фрэнк все же слез с парня и прошел на кухню, чтобы сделать тому вкусный кофе. Джерард остался валяться на диване, с задумчивым видом глядя на финальные титры. Жизнь до сих пор казалась маленькой сказкой, где каждый день пропитан счастьем. Наверняка, все это только сон.
- Я тебя люблю, - шепотом произнес он в пустоту.
Но Фрэнк его услышал; он всегда слышит его.
- А я тебя, - он поставил кофе на журнальный столик, а сам уселся на ноги Джерарда, - и я все время буду рядом, пока ты сам этого хочешь.
- Я буду хотеть этого всегда.
С этими словами он схватил Фрэнка за шею и притянул его к себе, мягко целуя. На что Фрэнк сладко улыбнулся через поцелуй. Никогда не настанет тот момент, когда он не будет хотеть прикасаться к его губам.
Наплевав на все приличия, они громко стонали, распластавшись прямо на ковре в гостиной. Каждый толчок вызывал безумную негу, от которой начинала кружиться голова. Водя рукой по возбужденному члену Джерарда, Фрэнк то и дело задевал его простату, из-за чего тот еле сдерживал крик наслаждения. Для них это было нормой – стонать от движений другого. Они всегда так делали.
- Детка… - вскрикнул Джерард и кончил прямо на ковер.
- Сейчас…
Сделав еще пару резких движений, Фрэнка так же завершил свое дело. Упав в объятиях на пол, они чмокнули друг друга в губы и слабо улыбнулись. Фрэнк уткнулся в грудь Джи и потерся, как кошка, об нее носом, словно это не он только что занимался с ним страстным сексом. Джерард лишь в очередной раз блаженно улыбнулся и прижался щекой к влажным от пота волосам парня. Сейчас они как никогда были счастливы. Такая странная, но такая искренняя любовь.
Люди любят строить, но больше всего они любят разрушать.
Тот день был наполнен бесчисленным количеством света софитов. Свадебная церемония была пышна и празднична. Джерард старался показать всем, что он так же счастлив, как и его невеста, Лин. Хотя сам то и дело оглядывался вокруг, надеясь, что
он
все-таки пришел. Нет,
он
не придет. Ведь этот брак навсегда дал понять
ему
, что никаких «Фрэнк и Джерард» никогда не существовало.
Джерард всегда хотел
нормальную
семью. И Фрэнк знал это, но предпочитал не думать. Да и сам Джи тоже не хотел разрушать то, что имел. Но Линдси появилась слишком внезапно, что одного взгляда на нее хватило, чтобы в голове надолго заела пластинка, гласящая: «Это она!».
Быть может, Фрэнк надеялся, что они с Джерардом продолжат свои отношения, но уже тайно, чтобы никто не видел их бесстыжих обрамленных страстью глаз. Но такому было не суждено сбыться. Короткой фразой Джерард пресек любой их контакт, выходящий за рамки такого ужасного слова «приятели». Хочется умереть…
Обнимая свою дочь, Джерард остекленевшими глазами смотрел на экран «
1
». Фрэнк что-то говорил, судя по раскрывающемуся рту, и все время оглядывался вокруг. Руки его были связаны, он постоянно подпрыгивал на стуле, пытаясь освободиться. Но все это было лишнее; никто не придет к нему на помощь. Джерард просто знал это, но не хотел думать. По-моему еще немного и у него начнется паника. Лишь теплая рука Бэндит держала его во вменяемом состоянии.
Он прижал ее сильнее к себе и уткнулся в полную щечку носом. Дыхание сбилось, а сердце дико стучало, что Джерард не мог слышать что-либо еще кроме его стука. Все это похоже на розыгрыш, наиглупейший розыгрыш. Но такого не могло быть, из-за чего желудок сворачивало в тугой узел. Он еще раз посмотрел на монитор номер два. Лин… Качество записи было не самым лучшим, он не мог разглядеть ее лицо. Но он ни на секунду не сомневался, что оно искривлено в страхе и тревоге.
«Один или два?» - повторил он про себя слова треклятого голоса на кассете.
Нет! Сама мысль, что кто-либо из них умрет, вбивала острые осколки в сердце. А сейчас он должен стать палачом одного из них…
«Один или два?»
- Черт!
Джерард подскочил с места и начал наматывать круги по кабинету. Все мысли в голове потеряли порядок. Все, что крутилось в черепной коробке, это только «один или два». Он уже даже забыл истинный смысл этой фразы и размышлял над тем, какая цифра ему больше нравится двойка или единица? Единицу легче писать, да и она возглавляет все числа, стоя самой первой. Но двойка намного красивее и изящней, напоминает лебедя, плавающего в озере...
Нет. О чем он вообще думает? Нужно только решить, кто для него важнее: Фрэнк или Лин?
Наверное, странно, что Джерард до сих пор не позвонил в полицию; он боялся этого делать. Он до сих пор думал, что в его доме кто-то есть и следит за каждым его движением. Любой звонок, может разозлить похитителя, и его дорогие люди тут же лишаться голов. Беспомощность – противное чувство.
Только вот сейчас Джерард понял, что он не только беспомощен, но и является судьей. Судьей этих двух людей. И ему предстоит решить, чья жизнь бессмысленна, а чья наоборот ценна. Человек, которого он любит больше собственной жизни, даже спустя столько лет разлуки и горя, что прошло между ними. И любимая жена, мать его дочери и, возможно, будущих детей…
Один или два?
@темы:
MCR
URL
U-mail
Дневник
Профиль
Комментировать
Поделиться
четверг, 17 января 2013
16:28
Один или Два? [Part 1]
Название: Один или Два?
Автор:
Sofya_Parker
Фэндом: My Chemical Romance
Пэйринг: Frank | Gerard; Gerard | Lin
Жанр: Слэш, Психология, Драма, Deathfic
Рейтинг: R
Размер: Мини
Бэта: —
Дисклаймер: Блеф
Примечание: Присутствует заимствование "Пилы"
Саммари: Джерард Уэй всегда стоял на распутье, не знал, что для него важнее. Так и не сделав выбор, он ушел от проблем. Но он забыл – выбор всегда приходиться делать.
Part 1
Все произошло слишком быстро, чтобы успеть разобраться в чем-либо. Он не понял, как такое вообще могло произойти.
* * *
Чужие грубые руки – все, что смогла заметить Лин, когда ее куда-то тащили. Рот предусмотрительно зажали, и любые попытки отчаянно закричать не увенчались никаким успехом. Руки тут же сковали за спиной, лишая каких-либо возможностей на побег. Лин замахнулась назад ногой, надеясь попасть похитителю по спине или в промежность. Но ее попытку пресекли болезненным пинком в голень. Женщина молилась, чтобы ее опустили, а дочь не тронули. Та, к счастью, мирно спала в своей детской кроватке, но надолго ли?
Примерно в это же время в другом конце города происходило то же самое. Сильные и мускулистые руки обхватили спящего мужчину и повалили его на пол, прижимая лицом к кафельному полу. Он ничего не успел сделать, только почувствовать боль у виска, и как кто-то заламывает его руку. Не проронив ни слова, Фрэнк отключился, когда к его носу поднесли резко пахнущую тряпку.
* * *
Утро выдалось крайне сложным для Джерарда. Он провел всю ночь в изостудии и сейчас лениво плелся домой, то и дело спотыкаясь от невнимательности об очередной камень. Хотелось выпить кофе, а еще больше завалиться на кровать и отрубиться. Джерард бы непременно сделал это, если бы не услышал в громкий крик своей дочери, когда зашел в дом.
- Дорогая! – позвал он свою жену и кинул связку ключей на тумбу, - Бэндит плачет!
Но никто не ответил.
- Лин!
Недолго думая, он прошел наверх успокоить свою дочку, которая плакала навзрыд уже более пяти минут. Но то, что предстало перед его глазами, заставило его на время забыть о собственном ребенке. Вся спальня была повергнута в хаос. Смятое одеяло лежало на полу, а сморщенная простыня наполовину съехала с матраса. Подушки же вовсе оказались в коридоре, вместе с журналами, съехавшими с тумбы. Комната выглядела так, словно в ней произошла драка или уж чересчур бурная ночь.
Звонкий плач Бэндит вернул мужчину из мыслей. Он осторожно взял ее на руки и начал шептать слова утешения, плавно укачивая ребенка. Свободной рукой он достал мобильник и набрал свою жену. Наверное, она ушла в магазин, раз оставила Бэндит дома. Но узнать так ли это Джерард так и не смог – телефон Линдси противно завибрировал где-то под кроватью, и комната залилась мелодичной песней из мюзикла «Mama Mia». Недовольно цокнув, он прошел на кухню и покормил Бэндит. Лишь тогда она успокоилась, а слезы перестали струиться из ее глаз. Джерард оставил ее в детской, сам же прошел в спальню и начал приводить разбросанные вещи в порядок.
Когда он застилал одеяло, то что-то с глухим стуком упало на пол. Джерард удивленно глянул на пол и увидел белый конверт. Помедлив, он все же поднял его и развернул. Внутри была кассета для CD-проигрывателей, которые практически никто уже не использовал. Но, к счастью, у Джерард был такой. Он любил порой пересматривать старые фильмы детства, сидя у телевизора и попивая горячий кофе. Вставив кассету в проигрыватель, он нажал «плей» и уставился на темный экран.
- Здравствуйте, мистер Уэй, - режущий ухо компьютерный голос пронзил комнату, подобно острому мечу, но экран по-прежнему оставался темным, - я хочу сыграть с вами в одну игру. За всю вашу недолгую жизнь вы ни разу не прислушивались к самому себе. Не понимали, чего действительно хотите ни от себя, ни от людей. И, наконец, вам представился шанс решить, что для вас важнее.
«Что?» - было первой мыслью Джерарда. Он никак не ожидал услышать то, что говорил ему механический голос, а потому не сразу въехал в происходящее. Голос же тем временем продолжал:
- Правила игры довольно просты: вам нужно выбрать человека. Тот, кого вы выберете, вернется домой, а другой умрет. Если вы мне не верите, то пройдите в свой кабинет на втором этаже. Там стоит два монитора и на каждом из них показан человек в режиме реального времени.
Как ошпаренный, Джерард подскочил с пола и побежал наверх. Распахнув дверь в свой кабинет, он действительно увидел два экрана, грубо стоявших на рабочем столе. Было видно, что они здесь были не так давно и явно не по задумке хозяина. Джерард припал к одному из них, над которым было аккуратно выведено «
2
». Лицо исказилось страхом, когда он увидел на нем свою жену… Лин. Она сидела на стуле со связанными за спиной руками и лихорадочно оглядывалась вокруг. Ее освещал лишь единственный луч света, падающий откуда-то сверху, а на ее шее была непонятного вида конструкция.
- Вам, мистер Уэй, нужно сделать выбор, между двумя из них, - доносился слабый голос снизу, - к несчастью, ваше время ограничено четырьмя часами. Таймер стоит рядом. Так же вы можете поговорить с каждым из них, но лишь единожды по телефону два пять три, - Джерард судорожно схватил ручку и начал записывать номер прямо на руке, - четыре восемь пять. Как я уже сказал ранее, тот, кого вы не выберете, умрет. Видите металлическую конструкцию на их шеях? Когда время на таймере истечет, сработает механизм, и шею одного из них переломит на две части. Если же, вы так и не сделаете свой выбор – погибнут оба, - даже сквозь компьютерную обработку, Джерард уловил весь яд, что сочился из каждого слова этого существа, - интересно, что же вы выберете. Один или два? Удачной игры, мистер Уэй!
Воцарилась гробовая тишина, прерываемая тихими щелчками таймера, что отмеряли последние часы жизни одного из людей. Джерард еще не полностью поверил в происходящее. Сейчас все это напоминало лишь глупейшую шутку одного из его коллег или же Лин. Но он прекрасно знал, что ни один из его товарищей по работе не знает ни его адрес, ни жену. А сама Линдси никогда бы не оставила Бэндит одну в доме, даже для какой-нибудь выходки. Именно тогда на мужчину снизошло осознание ужасной правды – это не розыгрыш. Он в панике оглянулся вокруг, словно кто-то, кто был здесь ранее, до сих пор находился в доме и следил за каждым его движением; словно кто-то мог выбежать из-за угла и перерезать ему горло.
Охваченный страхом, он ринулся в детскую, боясь обнаружить там хладный труп своей дочери. К великому облегчению, она была жива и здорова и лишь тихо хихикала, сжимая в руках мягкую игрушку. Джерард схватил ее на руки и вернулся в кабинет. Теперь он не отпустит ее никогда.
- Нужно просто выбрать Лин, - произнес он сам себе, чтобы привести мысли в порядок.
Джерард ужаснулся от собственных слов. Согласен ли он стать убийцей, чтобы спасти свою жену? Ведь выбор одного повлечет смерть другого…
«Да», - говорил один голос в голове.
«Нет», - отвечал другой.
И лишь сейчас Джерард поглядел на экран с надписью «
1
», туда, где сидел второй человек. Его сердце упало куда-то в пятки. Так же привязанный к стулу там сидел Фрэнк Айеро.
@темы:
MCR
URL
U-mail
Дневник
Профиль
Комментировать
Поделиться
I Brought You My Bullets, You Brought Me Your Love
Sofya_Parker
МЕНЮ
Авторизация
Запомнить
Зарегистрироваться
Забыли пароль?
Записи
Календарь записей
Темы записей
7
MCR
Все темы
Список заголовков
Главное меню
Все дневники
Главная страница
Каталог сообществ
Случайный дневник
@дневники: изнутри
Техподдержка
Статистика
Наверх
Главная
Случайный дневник
@дневники: изнутри
